В тишине, перед громом - страница 23

Я снова погрузился в книгу. С возрастающим напряжением ждал развязки. Страницы сменяли одна другую, складывая причудливую вязь слов, чувств, мыслей, фактов в цельную пластичную картину. Читая, я машинально пытался сгладить пальцем бугорок на книжной странице.

«...Эдгар, насмешливо улыбаясь, сделал шаг к ней.

И тут же почувствовал ее руку на своем лице. Эдгар вскрикнул. И, как утопающий, который судорожно бьет руками, ничего не сознавая...»

Бугорок на листе упрямо не желал исчезать. Это раздражало, мешало читать, прерывало течение мыслей.

«..Этот крик вернул ему сознание. Он пришел в себя и понял всю чудовищность...»

Черт побери, что это за упрямый бугорок! Почему не удается его сравнять?

Я перевернул лист и обнаружил, что меж страниц застряла сухая хлебная крошка. Отыскав причину, я испытал облегчение. Забавно! Какая, однако, мелочь может повлиять на наши нервы...

Щелчком я сбросил крошку. В гладкой поверхности бумаги осталась четкая вмятина.

Я перевернул страницу.

«...Он бросился к двери, сбежал с лестницы, выскочил на улицу — скорей, скорей, будто за ним гналась целая свора собак».

Глава кончилась. Я приостановился и перевел дыхание, словно это я только что очертя голову выскочил из земмерингской гостиницы.

На этом листе тоже отпечаталась вмятинка от хлебной крошки, но только помельче, чем на предыдущем. На следующем вмятина была совсем уже почти незаметной.

И тут какая-то, еще расплывчатая ассоциация мелькнула в мозгу. Но не исчезла, а вернулась, задержалась и обрела некую четкость очертаний, словно киномеханик поворотом винта сфокусировал на экране кадр.

Догадка стегнула молнией.

Стояла глубокая ночь. Мне предстояло изнывать в бессоннице еще несколько часов.

Ровно в девять утра я был в секретной части завода.

— Майя, — стараясь не обнаруживать волнения, сказал я, — вы забыли про свое открытие? Насчет женской и мужской руки?

Майя была занята. Она выдавала чертежи. Очередная копировщица расписалась в книге, и Майя прикрыла оконце.

— Нет, не забыла. А что?

— Чьи это чертежи тогда были? Вы не помните?

— Конечно, помню. Прохорова, Левандовской и Лазенко.

— А очень сложно поглядеть на эти чертежи?

— Почему сложно? У нас все хранится в полном порядке. Когда это было?

— Дня четыре назад. — Я прикинул в уме. — Да, совершенно верно, пятнадцатого июля.

— Минутку, Алексей Алексеич. — Она подошла к стеллажу, секунду подумала. — Значит, пятнадцатого... — Потом гибко повернулась, придвинула лесенку-трибунку с торчащей вверх палкой, за которую полагалось держаться, легко взлетела наверх и через минуту спрыгнула с чертежами.

Итак, вот они, три чертежа, к каждому приколота копия. На каждой — фамилия исполнителя-копировщика. Это работа Прохорова, это — Левандовской, это — Лазенко.

— Майя, можно вас на минутку? Смотрите-ка. Вот две копии. Четкая и нечеткая. Верно? Ну, четкая — Прохорова. А эта, послабее...

Опершись коленом о стул, Майя сбоку заглянула в лист.

— Риты Лазенко.

— Правильно, Риты Лазенко.

— Видите, женская рука нажимает слабее.

— Слабее? Так. А теперь сравним с работой Прохорова работу Левандовской. Смотрите. Все линии такие же четкие и ясные, как у Прохорова. Вы согласны? А ведь это тоже женская рука!

Майя посмотрела на чертеж, потом растерянно на меня.

— Как же так?.. Почему же это?

— Вот именно: почему? Значит, дело вовсе не в женской руке. Давайте порассуждаем. Скажите, сколько копий снимают ваши чертежники с каждого чертежа?

— Сколько положено — две.

— Хорошо. А представим такой случай. Задание — снять две копии, а чертежник возьми да и сделай три.

— Зачем это ему?

— Ну, скажем, решил проявить инициативу. Сделать про запас. Это ведь несложно: подложил лишний лист бумаги, копирку, и все в порядке.

— Что вы, Алексей Алексеич, этого не может быть! У нас же секретные материалы! Каждый чертежник делает только то, что ему поручено. В наряде, на чертеже и на копиях указывается количество экземпляров. Каждый экземпляр нумеруется. Что вы, это невозможно!

Я взял работу Риты Лазенко.

— Так. Значит, раз здесь сказано: «Сделать две копии», — Лазенко и сделала две — одну карандашную, вторую под копирку?