К тому времени, когда я въехала в ее дом, эти упорные слухи укоренились и обрели статус реальности в умах всего населения Саванны. На ее похороны пришли немногие, и стыдно признаться, но меня там не было. Я даже не знала, где она похоронена. К тому времени она была так стара и прошло столько лет с тех пор, как я видела ее в последний раз, что мне казалось, что она давным-давно отошла в мир иной.
Я вошла в ее дом, испытывая некоторое чувство вины за то, что вторглась в мир тети Адели и нарушила ее покой. И странно было находиться там одной, окруженной вещами, любимыми ею и определяющими стиль ее жизни. В первый день, который я там провела, я ощутила и «благоухание» плесени и остро-сладкий запах ее цветочных духов. Открыв буфет в столовой, я обнаружила там не менее дюжины упаковок, очевидно, с кексами. На всех красовался обратный адрес, а имя и адрес получателя были аккуратно и тщательно вырезаны. Я нерешительно развернула одну упаковку, страшась того, что могла увидеть в картонной коробке. В голове у меня промелькнула ужасная мысль, что там могут оказаться части тела коммивояжера. Но вместо этого я обнаружила высохший фруктовый кекс. Всего только старый фруктовый кекс. В этом одиноком кексе было нечто очень печальное. Без обертки он казался нагим и беззащитным. Я понимаю, что с моей стороны было глупо предаваться таким чувствам. И все же я не могла просто выбросить его, и мне даже было не важно, если он был отравленным. Я вытащила хрустальное блюдо и поставила его в столовой в центре обеденного стола. Все было так, но чего-то все-таки не хватало. Поэтому я принялась копаться в бельевом шкафу среди аккуратно сложенных стопок белья, нашла кружевную скатерть, расстелила ее на столе и поставила на нее блюдо. Вот оно! Теперь все было так, как надо. И после этого я забыла об этом высохшем фруктовом кексе.
Для меня одним из труднейших дней стал тот понедельник, когда должна была появиться Марта Кокс. Я вернулась домой со студии совершенно другим человеком, благодарным судьбе за то, что у меня есть пристанище. За истекшие два года я пришла к мысли о том, что тетя Адель прочила этот дом мне. Теперь он не был для меня просто одним из огромных домов на площади, и я не чувствовала своей вины в том, что он оставался таким запущенным. Скорее в этом была виновата тетя Адель. У меня не было столь значительных средств, чтобы восстановить его былую роскошь.
Небольшие преобразования, доступные мне, носили скорее косметический, а не радикальный характер. В интерьере я не стала ничего менять — ни убирать старые фотографии, к которым я еще кое-что прибавила, ни расписные шотландские шали, ни лампы времен славы Глории Свенсон. Я привыкла к этому дому, полюбила его, и как ни дико это прозвучит, но мне казалось, что и он тоже ко мне немного привязался.
Я даже постепенно постигла тетю Адель. Как это ни странно, но, оказывается, вы можете узнать человека после его смерти. Читали вы когда-нибудь чью-нибудь автобиографию? Или хорошо написанную биографию? Прочитав, вы откладывали книгу с таким чувством, будто обрели нового друга. Вы знаете подробности жизни автора, притом такие подробности, о которых не знали даже его ближайшие друзья, потому что только вам открылись его странности и фантазии. Вот так, мне казалось, я узнала тетю Адель.
Я обнаружила еще одну особенность в поведении тети Адели, а именно то, что она оставляла по всему дому короткие записки, что-то вроде памяток себе самой. Я находила их в самых разных местах. Иногда на этих лоскутках бумаги были записаны цитаты вроде этой: «Один шаг, сделанный вовремя, экономит силы» или: «Кто рано ложится и рано встает, здоровье, богатство и ум наживет». Некоторые памятки носили загадочный характер и, как я подозреваю, были образцами ее собственного творчества. Были и попросту странные изречения вроде следующего: «Опасайся незнакомцев на высоте». Я так и не смогла уразуметь, имела ли она в виду лифты или высокие каблуки.
В тот памятный день я нашла новый клочок бумаги, выглядывавший из-под ковра в спальне. Я улыбнулась.
