— Ай, Мурза! — войдя стремительно, сказал почтарь. За ним в парикмахерскую втиснулось человек десять, остальные топтались на улице. — Где твоя сестра? Жена Кадама рожает.
— Какого Кадама? — справился Мурза, продолжая безмятежно намыливать в тесноте. Саид лежал в кресле, прикрыв глаза и не шевелясь. — Я что-то не помню.
— Ну, охотник, — пояснил почтарь. — Волосы светлые, короткие.
— А, — сказал Мурза. — Теперь помню… Дома сестра.
— Давай, поезжай, — скомандовал почтарь. — Она помогать будет. К ночи там будете.
— Слушай, сохнет! — открыв глаза, ускорил Саид-ака отвлекшегося Мурзу. — Сохнет пена!
— Лошадей где взять? — спросил Мурза, правя бритву на ремешке.
— Я, может, сельсоветскую дам одну, — подал голос из глубины кресла Саид-ака. — Брей давай!
— Ну вот, — заключил почтарь. — Одна уже есть… Пошли, Мурза!
— Как пошли! — приподнялся в кресле Саид-ака. — А бриться?
— Да ладно тебе! — урезонили Саид-аку из толпы. — Сам добреешься.
— Женщина, что ли?
— Твой отец носил бороду.
— Слушай, бриться надо! — настаивал на своем Саид-ака.
— А ну, давай сюда! — чуть ни силком отобрал бритву у Мурзы огромный, с недельной щетиной на щеках малый в кожаном пальто и кожаной шапке, завязанной тесемками под подбородком. — Я знаешь как брею!
— Правильно! — поддержали из толпы. — Он же в армии научился.
Доброволец засучил кожаные рукава и решительно подошел к Саиду с бритвой в руке. Умиротворенно закрыв глаза, Саид-ака вытянулся в кресле.
Одеколон не забудь! — крикнул подталкиваемый к двери Мурза. — Квасцы в банке! Кровь останавливать, знаешь?
— Бумажкой лучше заклеить, — возразил доброволец, приступая.
— Лошадь вторую где взять? — выйдя следом за почтарем, спросил Мурза.
— Где где… — поморщился почтарь. — Свою возьми.
— Нет у меня! — остановился Мурза. — Пастух я, что ли?
— Я поеду, — сказал старик и поглубже нахлобучил на лоб свою шапчонку. — Вон у меня лошадь.
— Тебе зачем беспокоиться, аксакал? — спросил почтарь. — Вон как метет… А я вертолет вызвал, — загнул палец почтарь, — Мурзу послал, — загнул другой. — Людям помогать надо!
— Кадам пригласил меня на свадьбу в свое время, — уклончиво сказал старик.
6
Буран кончился, редкие хлопья снега падали теперь вертикально — не заметало. Кадам спешил, погонял. Подставная лошадь легко вынимала ноги из глубокого снега.
На гребне перевала Кадам остановился. Долго, пристально глядел он назад, вслушивался. Нет, никто не едет вслед за ним, и вертолет не летит… Ущелье было пусто, словно все здесь вымерло, все схоронено в голубом вечернем снегу — и зверье, и птицы.
Кадам отпустил повод, стал спускаться в обрыв.
Чуя конец пути, лошади шли ходко, скользили. Кадам не сдерживал их: подковы свежие, не упадут. Подъехав к своему дому, он спешился и завел лошадей в конюшню.
Конюшня подстроена была к стене дома, и всякий домовой звук был слышен здесь отчетливо. Кадам привалился к плечу своего жеребца, слушал со страхом и с надеждой. Тихо за стеной, как будто и там все завалено снегом.
Дремали, опустив головы, усталые лошади.
Кадам вышел из конюшни. Вдруг за его спиной рванулся, ударил о стенку стойла испуганный жеребец: кричала Айша. Она кричала сквозь зубы, хрипло, страшно.
Кадам бросился к двери и на пороге столкнулся с Гульмамадом.
— Что! — выдохнул Кадам.
Гульмамад отрицательно кивнул головой.
— Акушерка где? — спросил Гульмамад.
— Нет, — сказал Кадам. — Нет! — закричал Кадам. — Никого нет! Нигде! — Стонала, захлебывалась Айша за дверью. Кадам схватил Гульмамада за ворот халата, тряс его, кричал. — Я сам есть, руки у меня есть, глаза есть! Больше ничего нет!
Отпустив Гульмамада, Кадам прислонился головой к его плечу. Стоял молча, не шевелясь. Потом отстранился медленно.
— Иди, поспи, — сказал Гульмамад. — Ты не виноват.
— Виноват, — прошептал Кадам. — Все люди виноваты. Никто не пришел ко мне, понимаешь ты? Волки пришли бы, волки!
— Иди, поспи, — повторил Гульмамад. — Тебе спать надо.
— Я здесь посижу, — сказал Кадам, вдруг успокоившись. — Не хочу смотреть. А ты иди туда.
Кадам опустился на порог и сидел, подперев голову руками. Никого нет, никто не приехал! Все снег замел — и зверье, и людей. Один Кадам остался на белом свете.
