Нездоровость этих тлетворных забав, этих фальшивых нежностей, которые сплошь и рядом проявляют лишь чисто грубо-вещественные основы, вы сами видите отчетливее всего у невинных и безобидных детей в нежном возрасте. Дети, обильно осыпаемые родственными нежностями, скажем честно, отягощаемые ими, всегда имеют нездоровый внешний вид. Кроме того — почти каждый ребенок проявляет на уровне ощущений протест против этих назойливых нежностей, сам никогда не стремится к ним, так как ребенок действительно «естественно невинен»! Его всегда упорно приучают сначала сносить, а затем и самому расточать нежности!
Однако потребность в таком воспитании испытывают взрослые из-за своего развитого на уровне влечения грубо-вещественного тела! Не ребенок! Все это достаточно ясно говорит об опасном насилии, которое кощунственно совершается над ребенком! Но в конце концов он постепенно привыкает к этому, а потом чувствует потребность в этом по привычке, пока не пробудится во влечении само созревающее тело!
Стыдно, что человечество вновь и вновь стремится прикрыть вожделение и собственные слабости лицемерием! Или ведет себя бездумно.
Человек должен знать, что Настоящая Любовь вообще бывает только душевной! Все же прочее — лишь влечение! Но Душевная Любовь не имеет ничего общего с грубо-вещественным телом, да и не стремится к этому, так как разделение всех родов в Творении всегда остается абсолютным. Духовное есть Духовное, душевное есть душевное, а телесное есть и всегда останется лишь телесным!
При умирании тела вместе с ним не отомрет ни единый атом души. Это показывает во всей Простоте, что каждый из них стоит сам по себе и не происходит никакого смешения.
К примеру, исполненный души поцелуй существует только в воображении, так как всякий поцелуй был и останется всего лишь грубо-вещественным актом. То, что человек ощущает при этом в душе, есть совсем отдельное состояние. Душевная Любовь существует вне телесного влечения, а не вместе с ним и тем более не в нем.
Любое другое представление есть грубый самообман, так как оно не соответствует Законам Природы. Только рассудок изобрел в этом некоторое разнообразие — для собственного оправдания в своем стремлении найти новый кривой образ для искажения Истины, Которая в Чистой Форме должна была бы привести людей к Пробуждению, к Познанию, тем самым к Чистоте и Честности их помыслов, а в конечном счете к Восхождению навстречу Свету.
О человек! Имей, наконец, мужество, чтобы быть честным во всем, что ты делаешь! Даже в поцелуе. Сломай обманчивые образы, которые сотворили тебе твое тщеславие и чувственное вожделение! Пробудись!
Самое тяжкое бремя человеческой души, которое она взвалила на себя и которое препятствует ей в любой возможности Восхождения — это тщеславие! Погибель внесло оно в Совокупное Творение. Тщеславие стало сильнейшим ядом для души, так как человек возлюбил его как щит и прикрытие для всех своих слабостей.
Как наркотик, оно помогает ему снова и снова с легкостью переступать через душевные потрясения. То, что это лишь обман, не имеет для земных людей никакого значения, если только они ощущают при этом удовлетворение, достигая тем самым земной цели, даже если это зачастую лишь немногие минуты смехотворного самодовольства. Оно не обязано быть подлинным — человеку достаточно одной видимости.
О тщеславии, самомнении, духовном высокомерии, злорадстве и столь многих других подобных недостатках земных людей говорят с иронией снисхождением, как о тенетах Люциферова Начала. Но это лишь немощное самоутешение. Люциферу вообще не нужно было слишком стараться. Ему было достаточно указать людям на возможность одностороннего гипертрофированного развития земного рассудка в Искушении насладиться плодом «Древа Познания», то есть предаться наслаждению Познания. Все прочее, что последовало за этим, человек сделал сам.
Тщеславие выдает себя за величайшее достижение берущего верх и привязанного к Земле рассудка. В его свите так много зол, как то — зависть и ненависть, клевета, погоня за земными наслаждениями и благами всякого рода. Собственно говоря, все самое безобразное в этом мире имеет своим истоком тщеславие, которое проявляет себя столь разнообразно.
