Она прикусила губу и сердито посмотрела на него.
— Любой подумает, что мы уже женаты, — выпалила она, — такие вещи ты говоришь и так себя ведешь. Все по-своему делаешь.
— А разве ты этому не рада? — требовательно спросил он все в той же небрежной, столь раздражающей ее манере. — Разве тебе это не нравится? А ведь это единственное мое право, которое я буду отстаивать всегда, и тебе это известно.
— О господи, — вздохнула она, — будь мы где-нибудь еще, я бы тебе голову разбила, честно.
— Бьюсь об заклад, Дорин Грэттон, так бы оно и было. Но и за мной бы не заржавело, и это тебе тоже известно, так?
— Ну, и много бы ты с этого получил? — уже помягче проворчала она и, вспомнив, что он говорил про радость и про то, что ей якобы по душе, добавила: — Да, кстати, кто тебе сказал, будто мне это нравится? И уж в любом случае не благодаря тебе, можешь быть уверен.
— А кому же еще? Мне-то уж не ври. Ты что, забыла, как говорила мне, что тебе это нравится? Прям не знаю, всегда скажешь что-нибудь, а потом выясняется, что имела в виду совсем другое.
Она замолчала и не пыталась возражать, когда он заказал себе очередную кружку пива. Он предложил ей сигарету, она отказалась, и он закурил сам, с нажимом чиркнув спичкой по коробку.
— Ты думаешь, что ты петух в курятнике, — продолжала она, имея в виду: «Дай срок, и я приберу тебя к рукам, можешь не сомневаться».
Повернувшись, чтобы выбросить спичку в урну, Артур заметил сидевшего рядом мужчину в военном мундире. Мужчина был высок и хорошо сложен, по-солдатски приятен на вид, хотя лицо его, особенно на фоне черных волос, казалось слишком красным — вскоре оно сделается и вовсе багровым, — а усики над бледными губами были подстрижены слишком коротко. Фуражку он бросил на стойку, рядом с пивной кружкой. Окинув Артура взглядом, достаточно долгим для того, чтобы оба узнали друг друга, мужчина отвернулся.
— Ты сегодня один или с приятелем? — бросил Артур.
— Кто это? — потянула его за руку Дорин.
— Тебе-то какое дело? — презрительно фыркнул военный, и лицо его мгновенно утратило какую-либо приятность.
— Если ты все еще ищешь приключений на свою задницу, давай выйдем, — предложил Артур. — А ты не беспокойся, — повернулся он к Дорин, — это мой старинный приятель.
Военный продолжал неподвижно сидеть, облокотившись спиной на стойку, только сдвинул брови и опустил веки, словно слегка перебрал.
— Ничего я не ищу, — наконец сказал он, явно смущенный ледяным взглядом Артура.
— О чем это ты? — неожиданно высоким, испуганным голосом спросила Дорин. — Какой он тебе приятель?
— Предупреждаю, — говорил Артур, — если будешь нарываться на неприятности, ты их получишь.
Никогда он не извинится, и я никогда не извинюсь. Не будь он солдатом. Так же и я потел за станком и думал, как бы запастись динамитом и взорвать мэрию. Но нет, он всего лишь безмозглый ублюдок. Не понимаю, что Винни нашла в этом несчастном уроде. Фунт ставлю, что у него с ней не получается. Угощу его, пожалуй, пинтой пива.
— Выпей со мной, приятель, — предложил он.
— Спасибо, не стоит, — отказался военный.
— Да ладно тебе, — дружелюбно настаивал Артур, — выпей. — Он заказал две кружки, одну ему, другую себе, и сосуды тут же появились на стойке. Военный подозрительно посмотрел на свой, словно это была чаша с ядом.
— Будь здоров. — Артур поднял кружку. — Выпьем, приятель. Я женюсь на той неделе.
Военный вышел из оцепенения, сказал: «Ну что ж, удачи в таком случае» — и залпом опорожнил кружку.
Они сели в автобус, идущий на окраину города, и промолчали всю дорогу, словно пассажиры самолета, впервые поднявшиеся в воздух и так напуганные полетом, что боятся хоть слово вымолвить. В какой-то момент, уже когда они, выйдя из автобуса и направляясь к дому, огибали холм, она спросила:
— Так что же это все-таки за солдат?
— Я же сказал тебе, старинный знакомый, — ответил он. — Служили вместе. — И замолчал.
Они прошли через сад к черному входу и поднялись на низкое крыльцо, зажатое между ящиком с углем и туалетом. Артур проследовал за ней на кухню, где пахло газом и выстиранной одеждой. В гостиной было неубрано. Живи я здесь, все было бы иначе, подумал Артур. Через всю комнату, по диагонали, была натянута веревка, на которой сушилась одежда, а на буфете и каминной полке были беспорядочно разбросаны старые рождественские открытки, фотографии, щетки для волос, часы без стрелок и пачки сигарет. Старый, двадцатилетней давности транзистор, издававший какие-то звуки с крышки буфета, мать Дорин выключила сразу при их появлении. Стол был накрыт к ужину: заварной чайник с чашками, сахарница, кружка молока, хлеб, сыр и несколько ножей с вилками.
