– Гостинцами у Кирилловича разжились, – сказал Данила, – сейчас поужинаем и спасибо скажем.
Кириллович, десятником, жил в домике; вот они, видимо, ночью его и выкрали, и харч прихватили на дорогу.
Варево поспело, похлебали они из котелка ложками в очередь жидкой каши, салом заправленной, а потом Данила за Кирилловича принялся.
– Иуда ты, Влас. Но твоему предательству из нас трехсот без малого тогда арестованных чуть больше сотни в живых осталось. И воздастся тебе должное. По наставлению, жандармским генералом Оржевским подписанным.
И Данила принялся на память цитировать.
– "Наставление о заготовке и употреблении розог, коими должны быть наказываемы преступники на основании судебных приговоров." А приговор тебе наш, Влас, таков будет – по десять розог каждый, а как ты тоже здесь присутствовать будешь, то я за тебя твою порцию тебе же и выдам. Но слушай дальше жандармское наставление.- "Розги для наказания преступников должны состоять из тонких березовых прутьев длиною в один с четвертью аршина и числом от десяти до пятнадцати, так, чтобы общий объем их в нижнем конце после соединения в пучок имел один и три четверти вершка". Прутья мы уже нарезали точно по его превосходительства генерала Оржевского рекомендациям.
– "Прутья сии должны быть перевязаны в трех местах тонкой бечевкой так, чтобы расстояние от конца нижнего до последней верхней перевязи составляло шесть вершков".
Сидевшие у костра люди разбирали ворох березовых прутьев и следовали наставлениям генерала.
– "Тонкие отростки прутьев, идущие к верхнему концу пучка от третьей бечевки, не срезываются, а оставляются в натуральном виде, но без листьев".- Но листьев покуда и нет, в марте-то.
– "После десяти ударов розги признаются негодными к дальнейшему употреблению и должны быть заменены другими". – Что мы и сделаем.
– "Розги надлежит иметь не из свежих, только что срезанных прутьев, а из прутьев несколько уже лежалых, но отнюдь не сухих; на сей конец заготовляемые одновременно прутья стараться хранить в сыром месте, дабы они имели надлежащую тягость и гибкость".
– Ты уж, Влас, извини, тут мы нарушили наставление, свежими розгами драть будем. А еще Оржевский указывал, что там, где нет березовых прутьев, выписывать оные из других мест. Но это к нам не относится. Приступим же.
Привязали Кирилловича к валявшемуся толстому бревну, заголили спину и задницу, и начали. Драли не спеша, истово, старательно, каждый приговаривал свое, наболевшее.
А Данила приговаривал, – Это тебе за Гаврилу длинноносого, это за Михая Сиволапа, это за Петра беспалого…
Закончив свои десять оглянулся жалобно, словно прося взаймы у товарищей, но Данила был предпоследним, до Андрея, так в кружке у костра сидели. Андрей же весь вспотел, дрожал, его едва не вырвало.
– Слабак ты, Андрей, – с укоризною сказал Данила, – пора уже и мужиком стать.
Попытался Андрей на ватных ногах подняться, но не сумел, они не слушались.
– Ладно, – махнул рукой Данила, – я твоими воспользуюсь. Да и Кириллович мне свои уступил. Правда, Влас?
Он ткнул его в бок ногой, но Кириллович уже не шевелился.
– Ничего, потерпи чуток, последние двадцать осталось.
Закончив, Данила бросил прутья, но отвязывать Кирилловича не стал. Пусть о нем бог заботится.
Уходя, Данила сказал Андрею, – Прощай, когда еще свидимся. Но запомни: долги отдавать надо обязательно; бей кулаком, а не пальцами; добреньким будешь – свинья сожрет, сильным будешь – никто с тобой не оправится.
– Куда вы сейчас, Данила?
– Не знаю еще. Может у староверов в работниках отсидимся года два-три, может на золотые прииски подадимся, али еще куда…
Кирилловича нашли на другой день насмерть замерзшего.
