В степях Зауралья - страница 55

— Это к тому, о котором говорила Христина Ростовцева? — спросил Евграф. — Что ж, съездим!

Наложив гостинцев родителям, Устинья проводила мужа до моста и крикнула вслед:

— Узнай, не сулится ли Епиха домой! — понурив голову, повернула обратно.

В доме Истоминых скучно. Устинья работала в огороде, помогая свекру строить парники. Тут же возле нее вертелась девятилетняя падчерица Анютка, разглядывая через разноцветные стеклышки яркое солнце. На заборе, хлопая крыльями, горланил петух. Теплый ветер приносил с собой аромат увядших с осени трав. Перед Устиньей на миг промелькнуло исхудавшее лицо мужа, задорный Оська, и точно из далекого тумана выплыл облик Сергея. Зимними ночами, которым, казалось, не было конца, он неотступно стоял перед ней. Устинья вставала с постели, зажигала лампу и, прислушиваясь к скрипенью сверчка, сидела с прялкой до тех пор, пока не онемеют руки. Она ненавидела Сергея, думала: все пройдет, забудется — и все сильнее рвалась к нему.

Гостя у родителей, она узнала, что Сергей стал часто скандалить — требует от отца раздела. Василиса Терентьевна разъезжает по монастырям. Похудела, часто плачет. Дарья вино начала хлестать: с мужем нелады. Как бы совсем умом не свихнулась.

«Не ходи сорок за двадцать. Когда шла за молодого, что думала?»

В воскресенье Устинья увидела и сама в церкви Дарью Видинееву. Одетая пышно, с накинутой на голову черной косынкой, из-под которой выбивался серебристый локон, жена Сергея тихо молилась, устремив неестественно блестевшие глаза на икону. Когда-то властное, красивое лицо поблекло, вся фигура казалась расслабленной, вялой.

Перед отъездом Устинья, идя на базар, чтобы купить на платье, встретила Сергея.

Молодой Фирсов, играя шелковыми кистями пояса, шагал легко и свободно, небрежно кивая головой на почтительные поклоны знакомых. Его гибкая, стройная фигура, резкие черты лица, мрачные глаза, блестевшие из-под густых черных бровей, говорили о необузданном нраве хозяина.

Устинья, спрятавшись за угол магазина, проводила Сергея взглядом. Тревожное чувство овладело ею, и даже теперь она не могла найти покоя.

Когда на поля легла вечерняя прохлада и Лупан ушел поправлять суслоны, Устинья обратилась к лежавшему недалеко от костра Ераске, который помогал Истоминым убирать хлеб:

— Сыграл бы что-нибудь, Герасим.

— Можно, — охотно отозвался тот и, взяв балалайку, вопросительно уставился на хозяйку: — Что сыграть-то?

— Ту песню, что на прошлой неделе играл, помнишь?

— А, про казачку, сейчас! — Настроив «усладу», Ераска тронул струны.

Выдержав паузу, певец продолжал:

Неожиданно для музыканта зазвучал голос Устиньи, полный тоски:

Не выдержав, Устинья разрыдалась.

Подошел свекор, сердито посмотрел на музыканта:

— Опять расстроил бабу!

Ераска предусмотрительно отполз от сердитого Лупана в сторону и ответил виновато:

— Я только про казачку сыграл.

Старик опустился возле Устиньи и сказал, сдерживая ласку:

— Не реви, может, Евграф скоро придет… А ты не смей больше про это тренькать, — заявил он грозно музыканту. — Еще услышу — балалайку о пенек…

Ераска, подхватив свою «усладу» под мышку, поплелся к шалашу.

Евграф вернулся. А покоя Устинья не нашла. Стараясь отогнать мысли о Сергее, Устинья с силой всадила железные вилы в кучу и подбросила навоз на гряду.

— Не вертись под ногами, а то ушибу нечаянно, — крикнула она падчерице.

Под вечер к Устинье забежала Анисья Шемет, ойкнув, повалилась на лавку.

— На задней улице у Черноскутовых-то что делается! Ой! Господи! — выкрикнула она и, закрыв ладонью пухлое лицо, закачалась, как маятник.

Устинья отбросила холстинку, через которую процеживала молоко:

— Что случилось?

Рассыпая слова, точно горох, та зачастила:

— Степан с фронта пришел, а Васса, сама знаешь…

Устинья побледнела. Семью Черноскутовых она знала. Степан был взят на фронт прямо с лагерного сбора. За два года о нем ничего не было слышно. Писали станичники, будто он зарублен немцами. Потом про Вассу, жену Степана, пошли нехорошие слухи. Зимой Васса родила. Кто был отец, никто не знал. Молчала об этом упорно и сама Васса, тихая, застенчивая, похожая на девушку казачка. Бережно пеленала сына и, слушая, как он гулькал, была счастлива.