Шел июль месяц, а они забирались все дальше и дальше на север, в поисках места падения Небесного Огня. Фолко, все еще слабый после внушительного похмелья и отсутствия рассола, а также после потери крови погрузился в какое-то безразличие. Он перестал подкладывать кнопки в спальные мешки своих спутников, связывать шнурки их ботинок вместе и, даже, перестал по ночам играть на балалайке. Все спутники беспокойно ворочались и плохо спали ночью, предполагая, что хоббит задумал очередную пакость (к заунывным трелям балалайки за долгое время пути они уже привыкли как к колыбельной).
А Фолко тем временем снился странный сон. Высоко в небе царило жаркое солнце, освещая морскую гладь залива и склоненные над берегом деревья. Несколько скоростных кораблей в стиле «пиратов Карибского моря» стояли недалеко от берега. Торин с седыми волосами и страшным шрамом во все лицо, гонял по берегу нескольких эльдрингов. У всех у них на лицах уже заплывали следы контакта с огромным кулаком гнома.
— И запомните, недоумки, — кричал Торин вслед удирающим мореходам, — Если вы придете ко мне еще раз, то я закую вас в кандалы и отвезу вас в Ануминнас-таун, где вас всех повесят! А если вы не придете, то запомните, меня зовут капитан Смоллетт, тьфу, то есть Торин и я всех вас отправлю к орочьей матери! На заднем плане Малыш, обвязанный пулеметными лентами с ядрами, держал в руках небольшую корабельную пушку и отстреливался из нее в сторону кораблей. Оттуда отвечали залпами, кроша прибрежные скалы. Ядра свистели у него над головой, но маленький гном не гнул свою голову и отвечал меткими выстрелами, то и дело перезаряжая пушку из своего патронташа. Фолко увидел и себя со стороны. Он где-то там, вдалеке, за рекой, рядом со скелетом, вытянутым в неестественной позе, что-то выкапывал, то и дело стирая пот со своего лба. При этом хоббит напевал странную песенку:
С рождения Фолко пай-мальчиком был
Имел Фолко хобби — он деньги любил.
Любил и копил.
Все дети как дети, живут без забот.
А Фолко с диетой не есть и не пьет.
В копилку кладет.
Вот пенни, вот шиллинг, а где-нибудь фунт,
И вырос из Фолко мошенник и плут.
(Скопил целый пуд).
На следующую ночь хоббиту явился Гэндальф.
Фолко лежал на спине, уставившись в звезды на небе, отыскивая знакомые созвездия. Вот созвездие Яйца орка, над которым занесен Серп Валар, вот знакомые очертания созвездия Эльфийская лепота, и тут вдруг клинок ожил, дернувшись в ножнах. Хоббит покосился в стороны и обмер. У костра кто-то сидел.
Мгновенный страх, застлавший разум Фолко, тут же уступил место радости. Пришелец не мог быть врагом, весь его вид свидетельствовал о том, что это друг. И эльфийская буденовка на голове, и орден Серого Козлика на груди, парашют из легкого эльфийского шелка, парадный белый мундир генералиссимуса, все говорило о том, что в гости вновь пожаловал сам Гэндальф.
— Ты растешь замечательно быстро, Фолко, сын Хэмфаста-ворюги, — без предисловия начал Гэндальф. — Вот ты уже и добрался до Нууигада, сына этого пройдохи Редбара, немало я из-за него скупщиков краденого превратил в жаб, но свои часы я так и не нашел. Как жалко, что я не могу как встарь, встать в ваши дружные ряды. Я уверен, что мои часы висят где-нибудь в келье у Нууигада.
Хоббит вскинулся, услышав давно забытое прозвище своего папаши, но промолчал. Серый Всезнайка наверняка имел доступ к полицейской базе данных королевства.
— Раньше ты был другой, — зачем-то сказал хоббит. — Неужели нельзя без всяких этих подробностей про моего папашу.
— Нельзя, нужно обязательно, чтобы был какой-нибудь фокус-покус! — наставительно сказал Гэндальф. — И вообще, перед тобой теперь не какой-нибудь Гэндальф Средиземский. Я теперь снова Олорин Валарский, я один из майяров! Я ужас для всего злого, летящий на крыльях ночи! Я Белый Плащ!
Пролетавшая мимо стая птиц тут же метко отбомбилась прямо на полыхающий белизной плащ майяра. С десяток-другой птичьих задниц расчертили плащ пометом до неузнаваемости. К удивлению хоббита, потеки от помета сложились в причудливую эльфийскую вязь букв.
