Я упорно отвечал:
– Консервы.
После одной из очередных серий моих допросов комиссия вызвала танкиста обер-лейтенанта фон Постеля. Под давлением он в конце концов признался, что однажды зарезал свинью, за что был немедленно обвинен в «краже советской собственности» и приговорен к двадцати пяти годам трудовых лагерей усиленного режима. В итоге благодаря усилиям Аденауэра он был освобожден в 1955 г.
В апреле 1947 г. трудовая бригада подготовила вагоны для перевозки скота на станции Боровичи, оборудовав их нарами и самодельными уборными. В один из теплых дней после полудня были собраны пленные из «рабочей группы III» и посланы на станцию для переезда. Среди них был и я, и наши сердца стучали в надежде, что вот-вот начнется наше последнее путешествие к свободе. Когда поезд тронулся, я по положению солнца определил, что мы едем на юг в сторону Москвы.
1 мая поезд заскрежетал и остановился на узловой станции возле Москвы, и мы очутились на путях на западном берегу реки Москвы. Присмотревшись сквозь щели в стенках вагона, мы с удивлением увидели, как синее небо пересекают в различных направлениях незнакомые самолеты, оставляя за собой следы дыма в виде звезд. На расстоянии примерно 2 километров мы разглядели красные флаги, развевавшиеся над стенами Кремля, поскольку жители праздновали Первое мая.
Нам разрешили выйти из вагонов и оставаться между путями. Ни у кого не было и мысли о побеге, и мы были полны надежды, что наша поездка будет продолжена в западном направлении. После того как мы провели бессонную ночь, поезд тронулся, но, к нашему разочарованию, на юг, в конце концов пересек мосты через Дон и направился в глубь Кавказа. Сейчас пошли слухи, что нас везут в восстановительный лагерь, после чего можно ожидать освобождения.
Пока мы летним днем катили на юг, перед нами открывался плоский бескрайний ландшафт. Колонну вагонов для скота сейчас тянул за собой большой красный дизельный локомотив американского производства. По прибытии на станцию Сочи нам приказали покинуть поезд, и перед нами открылся простор белых домов, угнездившихся между кипарисами, которые тянулись до самого серо-зеленого Черного моря на горизонте.
После нескольких часов пешего марша мы пришли в лагерь из больших, обмазанных глиной бараков. Наше новое жилье обращало на себя внимание с первого взгляда, окруженное по периметру колючей проволокой и знакомыми высокими сторожевыми вышками, вознесенными в каждом углу. В лагере уже было какое-то количество пленных. Эти несчастные были перевезены из лагерей для военнопленных в Соединенных Штатах в свои родные города в русской зоне оккупации Германии, где после освобождения их тут же задержали Советы. В Соединенных Штатах эти пленные жили в заключении, существенно отличавшемся от наших мучений в ГУЛАГах. Их хорошо кормили, они отличались хорошим здоровьем, а бывших танкистов по-прежнему можно было заметить по их отличительной черной форме танковых войск, даже без нашивок.
Я прислонился к стене барака и устремил взгляд на запад, где раскаленный солнечный шар опускался за горизонт. Долгое время до нашего приезда этот лагерь был необитаемым, и скоро мы почувствовали укусы многочисленных блох, которые набросились на вновь прибывших жертв. Мы обнаружили, что наше новое жилье кишмя кишит от блох, и как только я попробовал заснуть, то на меня тут же накинулись тучи паразитов. Первую ночь я спал под открытым небом, а не на грубых досках, из которых были сделаны наши кровати. На следующее утро нам вместе с Рольфом Кайнцем, пожарником из Эсслингена, удалось раздобыть у русских немного керосина, который мы влили в трещины в глиняных стенах и подожгли. Послышалось тресканье блох, раздувшихся от крови пленных, пока мы уничтожали этих насекомых.
И в этом лагере мне выпал наиболее терпимый период жизни как пленного. Там был мягкий климат, а охрана не стремилась показать свою жестокость, как это было у нас раньше. Нам предоставлялось больше, чем прежде, свободы передвижения, а гражданское население в этом районе редко проявляло враждебность по отношению к пленным. Приютившиеся под скалами крупные растениеводческие фермы были окаймлены зелеными фиговыми деревьями и зарослями цитрусовых. Табачные плантации и кукурузные поля манили нас, и мы могли тайно выскользнуть из лагеря, чтобы собрать немного растительности для улучшения своего рациона. Хоть это и было необходимо для того, чтобы не умереть от голода, такие действия предпринимались на грани риска – кража советской собственности влекла серьезные последствия.
