Долго нам ждать не пришлось. На следующее утро зашла новая медсестра и начала готовиться к осмотру. Она отрегулировала кровать, чтобы я приняла горизонтальное положение, а затем, взглянув на то, что принесла с собой, должно быть, поняла, что что-то забыла, и вышла из палаты.
Стоило мне оказаться в горизонтальном положении, как избыточная жидкость, скопившаяся по всему моему организму, сразу же начала перераспределяться. Она перемещалась по невидимым мне каналам, лимфатической системе и венам, устремившись в сердце и легкие. С каждой минутой мои легкие становились все тяжелее и тяжелее, постепенно наполняясь жидкостью. Я хватала ртом воздух, меня тошнило. Было такое ощущение, словно мне в рот вставили садовый шланг под напором. Я жадно хватала ртом воздух, подобно выброшенной на сушу рыбке, однако, казалось, он совсем не поступал в легкие. Я попыталась приподняться, чтобы присесть, однако у меня не хватило сил. От моих неуклюжих движений пульт с кнопкой вызова медперсонала полетел на пол. «Что ж, придется придумать что-то еще», – подумала я. И услышала, как сработала тревога на моем мониторинговом оборудовании, и тут же почувствовала надежду. Проблема была в том, что к этому моменту моего пребывания в интенсивной терапии медсестры у сестринского поста уже порядком устали от слишком частых сигналов тревог – это состояние хорошо знакомо каждому, кто хоть немного проработал в интенсивной терапии. Тревога срабатывает постоянно, и становится уже невозможно отличить неотложную ситуацию от рядовой неприятности. У меня раз за разом срабатывала тревога то из-за учащенного сердцебиения, то из-за падения уровня кислорода, однако на какое-либо изменение моего клинического состояния это почти никогда не указывало.
Я захлебывалась, мое поле зрение сужалось, и в итоге за пределом небольшого круга над изголовьем моей кровати я уже ничего не видела. Мои глаза сфокусировались на маленькой голубой квадратной кнопке, на которой было написано «Код синий». Она была нужна на случай, если пациент будет умирать, чтобы всеобщий сигнал тревоги как можно скорее оповестил об этом врачей. С большим трудом я подняла руку и нажала на кнопку. Уже через считаные секунды ко мне забежали врачи. Они были всего в нескольких метрах от меня, совершая обход и совершенно не догадываясь, что я умираю. Первые двое прибывших посмотрели друг на друга, и один из них спросил: «Но кто же тогда нажал на кнопку?» – но тут же понял, что это сейчас не самое важное.
Они действовали быстро, практически без слов, настолько слаженно и грациозно, что было понятно – их действия были тщательно отточены. Мне вставили трубку, чтобы уменьшить давление в желудке, а также увеличили подачу кислорода. С помощью портативного аппарата была сделана флюорография моей грудной клетки. Без лишних слов было принято решение откачать жидкость, скопившуюся вокруг моего правого легкого, и в мою грудную клетку вонзили, словно дротик, толстую иглу. Они прикрепили к сосуду под давлением катетер и на моих глазах принялись откачивать литр за литром вспенившуюся красную жидкость.
Вернулась медсестра, и тут же ее лицо исказилось от шока. Не задавая лишних вопросов, она тут же присоединилась к врачам – взяла кровь на анализ и помогала в том, в чем считала себя полезной.
Несколько минут спустя я снова могла дышать.
«Это я нажала на кнопку, – сказала я, отвечая на уже позабытый ими вопрос. – Я не могла дышать».
«Вы сами нажали на кнопку?».
Я кивнула.
Они улыбнулись, не веря своим ушам. Сделав свое дело, они собрались пойти продолжать обход.
«Я чуть не умерла», – сказала я не столько другим, сколько самой себе. Казалось, нам следует обсудить случившееся и решить, как предотвратить нечто подобное в будущем, ну а также поговорить о том, как я чуть не умерла.
«Но теперь вы в полном порядке. Отдыхайте», – сказал последний остававшийся в моей палате врач.
Я попросила его остаться. Я была в ужасе от мысли снова остаться одной.
«Нет никаких причин переживать. Ваша медсестра рядом. К тому же сами смотрите: вы подсоединены ко всем этим мониторам. Мы ежесекундно получаем информацию о том, что с вами происходит. Даже когда нас нет в палате», – улыбнулся он и ушел.
