Александр помнит, как баловали его в детстве до угодливости, до тошноты порою, не давали возможности явиться желаниям, как уже предупреждали их. Так что под конец не было охоты и желать чего-нибудь. Но с другой стороны, стоило ребенку в чем-нибудь сильнее проявить твердость характера, настойчиво потребовать чего-нибудь или возвысить голос, и он заранее знал, что не получит требуемое, а, наоборот, будет даже немедленно наказан: у него отымут любимую книгу, вещь, игрушку.
Это приучило ребенка таить вечно в себе свои самые яркие порывы, самые сильные желания, не высказывать их прямо, а добиваться всего окольными путями, намеками, нарочитой ласковостью…
Когда он стал постарше и, как очень умный мальчик, рано сумел разобраться в окружающих, он скоро понял, с какой мягкой беспощадностью сумела его добрая, вечно улыбающаяся внуку бабушка поступить с родным, единственным своим сыном, с наследником трона, как думал этот сын, но – иначе думала его мать!..
С момента появления первого внука Екатерина открыто стала говорить о намерении воспитать из него настоящего повелителя для своей империи. Это скоро узнал и сам внук, еще полуребенок, поставленный между двух огней, между обоими самыми близкими для него людьми – бабушкой и родным отцом.
Эта мучительная, растлевающая двойственность быстро и окончательно определила характер Александра с самых юных лет. Он видел перед собой женщину, почти всемогущую по своей власти, по уму, по духу, по характеру. И эта женщина, все делая, как она того желала, казалась с виду такой простою, ласковой в обыденной жизни.
Изредка, лишь во время торжественных приемов стояло одушевленное божество: императрица Екатерина Великая!
Обычно же, особенно для Александра, это была ласковая, даже угодливая, прекрасная лицом бабушка.
Однажды только почти весь секрет своей власти над людьми выдала она любимому внуку в задушевной, тихой беседе.
– Знаешь ли, Саша, отчего так люди слушаются меня, мой друг? – спросила она.
– Ты императрица всероссийская, бабушка… государыня над всеми…
– Нет, мой друг, не оттого. Тебе уж ведомо вот хоть бы о шведском короле, как непокойно в его царстве и трудно ему править… Слыхал и о жестокой судьбе французского короля. А ихний род тысячи лет сидел на троне Франции… И вдруг… Не оттого, что ты сказал, Саша. Мало быть государем. Надо уметь им быть, друг мой…
– Уметь?..
– Да. И просто… и мудрено это, мой друг… Скажу тебе, как я это делала… Пригодится тебе в свой черед… Вот, скажем: почему ты любишь, слушаешь меня? Реши.
– Люблю? Ты – бабушка… милая, моя дорогая… Меня любишь… Все мне даешь… Ну, и я… я знаю, что надо слушать и любить тебя… Иначе – нельзя… я и не мог бы не послушать.
– Верю. А не припомнишь ли: всегда я того требую, что и тебе приятно либо желательно?
– Нет. Бывает, что… И не хотел бы, а слушаю… Но я понимаю, ты для моей пользы требуешь… Я уж понимаю…
– Ну, вот и вся тайна моя. Я всех люблю, как детей своих, весь народ и тех, кто близок ко мне… И самые добрые, вот как ты, меня по любви слушают, верят мне… А кто и не хотел бы – не может ослушаться: понимает, что я для его же пользы, для общей пользы приказываю то либо иное исполнить. Да еще раньше разузнаю хорошенько, что может многим людям моим на пользу быть? И уж тогда чего бы ни стоило, а заставлю приказ свой исполнять. И все помогают мне, потому видят: для чего дело затеяно? Что на пользу всем оно послужит!.. Мне служа, себе, земле, всему царству служит каждый… Дурное я смиряю, доброму – путь широкий открыть готова всегда. Поймешь меня, будешь помнить мои слова – и тебя любить и слушать будут охотно, когда пора придет. Если нужно что людям, хотя бы и себя лишить пришлось, – отдай им, чтобы в человеке зверя не разбудить. Тогда он с рукой у тебя отберет все, чего ты добром дать не желал… Вот и вся тайна моя.
Говорит, улыбается.
А внуку вдруг представилось уродливое отцовское лицо, такое некрасивое, забавное порой, даже отталкивающее… но и жалкое-жалкое, до слез…
Понял мудрую правительницу одаренный глубоким чутьем мальчик… И решил тогда же по ее примеру в жизни поступать. Удобно это и так красиво с внешней стороны… Только тот может много дать, у кого избыток благ в руках…
