В соответствии с этим я, стало быть, обладаю чистой взаимосвязью в моем ego, но также и взаимосвязью моего ego с другим ego, которое остается для меня сущим как невыключенное.
В естественном миросозерцании природа в себе, а я в ней — все духи как духи тел связаны с ними [телами] психофизически; я сам есмь дух, душа моего тела, и в силу того, что оно функционирует для меня как орган восприятия, я благодаря ему узнаю в опыте обо всем мире, обо всех прочих телах и духах.
В теперешней феноменологической установке я нахожу себя как чистое Я и мой поток переживаний, в нем — конституированную пространственно — временную природу, простирающуюся в бесконечность, и эту природу я нахожу как идентичный подлинный смысл в многообразии субъективных явлений и в интенциональном правиле дальнейших явлений[571] как идею, уходящую в бесконечность, подлинная содержательная значимость которой обнаруживается путем приближения (Approximation) и с точки зрения вероятности (принципы индукции). Это смысловое единство заключено в ноэтическом многообразии[573], имеющем свою коррелятивную взаимосвязь во взаимопринадлежности моих субъективных явлений. И вот я обнаруживаю в феноменологической установке, что существует не только эта систематическая взаимосвязь «ожидания» и взаимосвязь всего моего потока переживаний, но что еще и другая интенциональность, в чем — то аналогичная ожиданию, но все же не соизмеримая с ним (erwartungsmassige), переплетена с системами ожиданий; интенциональность, «связывающая» мое Я и его поток с неким другим, или соотносящая мое Я в разумном, однозначном сознании полагания с определенным другим Я, с его потоком переживаний и его конституированной природой, конституированной в его системах действительных и возможных ожиданий, но так, что эта природа, этот значимый онтический смысл необходимо должен быть идентичен с природой, постигнутой в опыте мною.
Говоря absolute[574], только это будет являться ego и его жизнью, и именно это «связано» с другим ego в его жизни, и эта связь осуществляется посредством конституций природы, свойственных обоим Я, и выполняемых в них значимых смыслонаделений (Sinngebimgen), непрерывно подтверждающихся как «сущих», смыслодаваний, которые приводят к идентичности смысла и бытия, которую должно признавать всякое Я в отношении того, что дано ему по мере вчувствования из природы другого. «В-себе» природы имеет, стало быть, свой смысл в этой интенциональной идентичности. Говоря absolute, не существует ничего, кроме духа, и не существует никакой другой связи, кроме духовной; имеется, однако, тип связей, связывающих несамостоятельные моменты одного духовного бытия, и в их числе — созаключенные в сущности духа имманентные связи, которые конститутивно связывают чужесть [чужого] Я (das Ichfremde), порождают апперцепции природы и их осознанные системы и в них подтверждают природу как поистине в себе сущую; но существует и связь самостоятельных духов через описанное вчувствование.
Связь самостоятельных абсолютных существ (Wesenheiten) («субстанций») возможна лишь так, чтобы она не уничтожала самостоятельности связанных. Самостоятельность же заключается в том, что фактически связь, конечно, существует постольку, поскольку, согласно порядку (Regelung), которому подчинены обе монады, обе они направлены друг на друга, могут духовно коснуться одна другой через вчувствование и взаимопонимание, могут воздействовать друг на друга духовными мотивациями, так как то, что происходит в одном или что один думает, чувствует etc. о другом, может быть задним числом понято (nachverstanden) через аппрезентативное онастоящивание (Vergegenwartigung) (а значит, «представление») и тем самым стать мотивом[575]; но, с другой стороны, это не отнимает у монады ее самостоятельности. Ибо эта соотнесенностьдруг — с–другом и направленность — друг — на — друга в я-действии и я-претерпевании зависит от одной фактичности: каждая монада независима в своем конкретном бытии от другой, она продолжала бы существовать, и Я осталось бы этим Я, даже если бы перестал существовать мир как природа, и оно могло бы быть этим Я, даже если бы природа никогда и не могла быть конституирована в нем. Итак, прав Лейбниц, утверждая, что монада соответствует строгому картезианскому понятию субстанции: надо лишь, чтобы в нем утверждалось, что какая — либо сущность самостоятельна тогда, когда можно интуитивно усмотреть, что изменения одной не требуют по сути своей изменений в другой.
