Желваки заиграли на скулах Коннора. Он сделал усилие над собой и расслабился.
— Не вздумай все испортить, Берилл.
— А что, если она окажется страшной, как грех? Или, еще хуже, строптивой? Что ты знаешь об этой семье, кроме того, что скандалом заканчиваются почти все их дела? Я слышала разные истории об этой семье с тех пор, как приехала в Нью-Йорк. Деньги Джона Маккензи Уорта лишь заглушают слухи, но не могут окончательно их подавить. Ты подумал об этом, Коннор?
— Замолчи, Берил, — с угрозой произнес он.
— Разве девять тысяч акров земли в Колорадо на столько важны, чтобы жениться на незаконнорожденной?
Секунда прошла в напряженном ожидании ответа. Потом он спокойно произнес:
— Я бы женился даже на тебе, если бы это помогло мне сохранить землю, принадлежавшую матери. Видит Бог, как я тебя презираю. Поэтому, Берил, не имеет значения, кто она или что она, Я принял решение. — И он направился к двери.
— Ты, должно быть, очень сожалеешь о потере тех двенадцати тысяч долларов, — сказала она, когда он уже открыл дверь.
Он оглянулся через плечо:
— Ты даже не можешь себе представить, как сожалею.
У Коннора не было времени размышлять об украденных деньгах или об упущенных возможностях. В коридоре он встретил отца.
— Ты не видел Берил? — спросил Раштон Холидей.
Люди часто отмечали поразительное сходство между отцом и сыном. При разнице в двадцать лет они наконец достигли того возраста, когда нечего было и удивляться, если посторонние принимали их за братьев. Это могло бы польстить им обоим, но ни Коннор, ни Раштон так не думали. Конечно, они признавали, что у них есть нечто общее во внешности: густые, черные как смоль волосы, лишь слегка тронутые сединой на висках Раштона; одинаково широкие плечи, высокий рост — Коннор перегнал отца всего на полдюйма; и агрессивная квадратная челюсть. Но на этом сходство заканчивалось. Коннор считал, что манеры отца полны холодной нетерпимости. Раштон видел на лице сына печать цинизма. Аристократические черты отца были чужды сыну, а те же красиво вылепленные черты лица сына выглядели вызывающими в глазах отца. Их черные блестящие глаза были подобны зеркалам, но не выдавали почти никаких мыслей или чувств, в которых им не хотелось признаваться.
Они были так похожи, что им с трудом удавалось не выходить за рамки приличий.
— Она в моей спальне, — ответил Коннор. — Я только что говорил с ней.
Раштон пристально посмотрел на сына тяжелым пронизывающим взглядом:
— Ей нечего делать в твоей спальне.
— Скажи это Берил, отец. Я ее туда не приглашал. Моя совесть чиста.
— Черт бы тебя побрал, Коннор, — тихо произнес отец. — Я хочу, чтобы ты держался от нее подальше.
— Это вызовет неловкость, тебе не кажется? Мы оба живем под крышей твоего дома. Даже при том, что это огромная крыша, мои возможности ограниченны. — Он выжидательно смотрел на отца, на его губах играла легкая улыбка, а брови слегка приподнялись.
У Раштона перехватило дыхание. Это Эди смотрела на него глазами сына. Впечатление нахлынуло и пропало. Оно было мгновенным, но поразительно четким. Теперь Раштон снова смотрел на лицо сына, как на свое собственное, каким оно было в молодости. Несмотря на сходство, Раштон считал Коннора сыном Эди, а не своим.
— Пойду позову Берил, — напряженным голосом произнес он. — И можем отправляться. Хикс ждет нас перед домом в карете.
Интересно, подумал Коннор, что заставило так измениться лицо отца, словно он увидел призрак.
— Отлично, — ответил он. — Я жду.
Атмосфера в карете была напряженной. Коннор занял одно из кожаных сидений, а Раштон и Берил сидели напротив. Газовый свет с улицы просачивался в окно через равномерные промежутки по мере того, как карета огибала Центральный парк. Раштон был задумчив, Коннор смотрел отрешенно, а Берил волновалась.
Она поплотнее закуталась в пелерину, потому что холод проникал из-под дверцы прямо ей под одежду.
— Раштон, ты не можешь уговорить его быть более здравым и послушаться?
Но ответил Коннор:
— Будь серьезнее, Берил. Это же его идея. Ты думаешь, я оказался бы в таком положении, если бы он не нуждался в деньгах? Ты должна радоваться, что я готов пойти на это. Деньги в его сундуках — это и твои деньги, или ты так далеко вперед не загадывала?
