- Молчать! - крикнул я голосом, который - я надеялся - не уступал по силе и неистовству голосу Фелкона.
Но немного погодя, уже заканчивая свой туалет, я решил, что кричал чересчур пронзительно, с натугой в голосе. Далеко до Фелкона, очень далеко. Если нечто подобное повторится - нужно будет кричать не так громко, но так подобрать слова, чтобы все сразу поняли, какой он отъявленный негодяй.
Утешившись этой мыслью, я вышел к завтраку; когда я принялся за свое яйцо всмятку, взволнованная миссис Блумфилд наклонилась надо мной и стала просить меня забыть этот инцидент, но ни в коем случае не петь больше по утрам.
Я решил обсудить этот случай с инженером, но он так и не вышел завтракать. Миссис Блумфилд сказала, что он выехал накануне вечером и что она подыскивает в качестве жильца нового джентльмена.
Черт бы побрал всех этих джентльменов, подумал я с раздражением, полагая, что инженер мог бы по меньшей мере предупредить меня о своем отъезде. Я был уверен, что он выехал из-за Фелкона; поругав его сообща, можно было, по крайней мере, отвести душу.
Я принял решение подыскать другой пансион, но неделя шла за неделей, и все оставалось по-старому. Случилось, однако, так, что мне пришлось выехать без промедления.
Я повязывал галстук перед стоявшим на комоде зеркалом. Было около восьми; в этот вечер я собирался на собрание Ассоциации коренных австралийцев, где должен был выступить в прениях.
В пансионе все было тихо. Никого из жильцов не было, и мне казалось, что я остался дома один. Мне и в голову не приходило, что миссис Блумфилд находится в кухне, но неожиданно дверь отворилась, и она вошла ко мне в комнату.
Она что-то сказала, я не разобрал что именно. Но мне послышался в ее словах какой-то грязный намек. Она сделала шаг и подняла руки, чтобы обнять меня. Я отпрянул от нее, вцепился в костыли и в два прыжка оказался у двери. Еще прыжок - и я был уже в кухне.
Там стоял мистер Фелкон, глаза его были устремлены на дверь, он опирался одной рукой о стол, пригнул голову и весь подался вперед, как что-то почуявшее животное.
Мое внезапное появление смутило его. Он выпрямился и посмотрел на миссис Блумфилд, которая вышла вслед за мной и стояла теперь перед дверью моей комнаты. У нее тоже был растерянный вид. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно прося дальнейших указаний, спрашивая о чем-то, на что он в эту минуту ответить не мог. Он обернулся и посмотрел на меня; было очевидно, что он пытается подавить раздражение, вызванное какой-то неудачей.
- Что случилось? - спросил он резко.
- Ничего, - ответил я.
- Кто-то кричал?
- Нет, - сказал я.
Он повернулся, с явной неохотой отказываясь от каких-либо дальнейших действий, и вышел из кухни; за ним, потупившись, последовала миссис Блумфилд.
Я поспешно вернулся в свою комнату, надел пальто и выскользнул через черный ход. Направившись на Сидней-роуд, я стал прохаживаться взад и вперед, пока не показалось свободное такси. Я окликнул его; подъехав к пансиону, я попросил шофера подождать у меня в комнате, пока я уложу вещи в чемодан. Он отнес его в такси. Я окинул комнату прощальным взглядом. Она была чисто прибрана, как и тогда, когда я впервые вошел в нее. Деньги за нее были уплачены вперед. Я закрыл за собой дверь черного хода и направился к такси.
Полчаса спустя я сидел в другой комнате, смотрел, как мистер Шринк вешает чистое полотенце на полочку за дверью, поправляет стеганое одеяло на кровати и похлопывает подушку; все это служило прологом к важному заявлению.
- Плата за комнату вносится вперед, - сказал он наконец виноватым тоном.
- Конечно, конечно, - откликнулся я и дал ему деньги.
- Завтрак с семи до восьми, - сообщил он и затем вышел из комнаты.
На следующее утро в семь часов я направился завтракать. Когда мистер Шринк ввел меня в столовую, там находился только один жилец. Он сидел за стоявшим посередине комнаты столом, спиной ко мне.
Мистер Шринк подвел меня к соседнему стулу и церемонно представил жильцу, не отводя при этом глаз от висевшей на стене картины в раме. На картине была изображена девушка, которая прижимала к щеке голубка.
