Мы долго стояли на палубе у рубки, наблюдая за вспыхивающими постепенно огнями. Мерцающие глазки буев, суда, проплывающие вдали. Их мерцание, их появление и исчезновение во мраке создают иллюзию приближения к каким-то зарослям, к каким-то притаившимся в глубине ночи загадочным островам.
Когда мы подошли на расстояние примерно двух миль, навстречу нам вспыхнул белый сигнальный прожектор. Мы переговаривались с берегом сигналами, как всегда на английском языке. Порт после каждого нашего ответа церемонно сигналил: «thank you»[34]. Подъехал лоцманский катер, экипаж которого составляли матросы с черной кожей в белых одеждах. При свете прожектора лоцман-европеец был рядом с ними болезненно бледным. Но когда он поднялся на палубу, то наши лица в свою очередь показались белоснежными на фоне его коричневого загара. Это был широкоплечий мужчина лет сорока в идеально отутюженных шортах, рубашке с короткими рукавами и белых носках, обтягивающих мускулистые ноги. Этот полуспортивный-полувоенный костюм и самоуверенная осанка выдавали англичанина, типичного колониального англичанина, из тех, кто постоянно чувствует себя «на посту» и каждым своим жестом защищает престиж империи. Мы наблюдали за его маневрами, проплывая мимо освещенных громад судов под самыми различными флагами. Поэзия портовых встреч — поэзия названий, которых ты не запомнишь, и мест, которых не увидишь. «М. С. Степной» из Одессы и «Акита-Мару» из Иокогамы, «Индрани Деви» из Мадраса и «Ротенфельс» из Гамбурга. Греческое судно рядом с норвежским, американское — с арабским. Мы стали на рейде, и вскоре на черной глади воды замелькали поплавки матросских удочек.
Лоцман спустился в кают-компанию на чашку кофе. За столом он не казался таким бравым, говорил, что устал, что срок его контракта истекает, а перспективы заключить новый равны нулю. Последние англичане покидают Порт-Судан. Он один из немногих, кто еще не уехал. Управление порта находится уже в руках суданцев. Им трудно, но они предпочитают мучиться, чем держать белых специалистов. Прощаясь, он пожимал нам руки с меланхолической улыбкой: «Когда вы приедете в следующий раз, меня здесь не будет».
Мы знали, что разгружать нас будут докеры-африканцы, которые поют во время работы и отказываются фотографироваться. Мы знали, что в местном Доме моряка есть плавательный бассейн, читальня и стол для игры в пинг-понг. Но мы не знали — а это волновало нас больше всего, — разрешат ли нам сойти на берег. Опыт предыдущих рейсов ничего не значит. Правила меняются чуть ли не каждый месяц. Не только правила. Правительства, режимы, политические симпатии. В этих краях все находится в постоянном движении, словно неостывшая лава.
Пока вместо докеров на борту появились чернокожие полицейские, вооруженные внушительными дубинками. Они выглядели опрятно и живописно в синих гимнастерках и шортах, в черных «ковбойских» шляпах с кокетливо загнутыми полями, в тугих обмотках на ногах. Но смотрели они на нас с подозрением.
Мы все еще стояли на рейде, ожидая, пока освободится место у какого-нибудь причала. Порт неторопливо «изучал» нас. У спущенного над водой трапа сновали моторные катера. На наше судно поднялись агент, таможенники и черный врач под белым зонтом. Он расположился в каюте баталера и вызывал нас всех по очереди к себе с единственной целью — пожать каждому руку.
Город дрожал в знойном мареве. На горизонте маячили рыжеватые горы, окаймленные у подножия серо-зеленой чахлой растительностью. Ближе — свободно разбросаны желтые здания европейского типа. На их фронтонах висят английские надписи. Между зданиями торчат жесткие плюмажи пальм. Все это неподвижное, застывшее от жары. Даже открытые автомобили двигались по приморским скверам и бульварам вяло и как бы нехотя.
Агент — еще один англичанин, в ближайшие дни покидающий Порт-Судан, — остался обедать с нами. Он был хорошо осведомлен и смог объяснить нам наконец наше положение. Власти ничего не имели против того, чтобы мы сошли на берег, но тут возникали некоторые технические осложнения. Нам нельзя было иметь при себе никакой иностранной валюты, а это лишало нас возможности не только передвигаться по суше, но и добраться до нее, поскольку до сих пор никто не мог сказать, когда мы получим место у причала. Мы знали по опыту, что в этих краях деньги можно заменить сигаретами, но тут возникала новая трудность: разрешалось брать с собой не более двадцати сигарет. Этого хватило бы для оплаты проезда на лодке в один конец, к тому же оплаты незаконной, так как лодочники имели право принимать только местные деньги. Агент предупредил нас, что здешняя полиция имеет обыкновение производить личный обыск.
