Прибывший медленно и неслышно приблизился и, скрестив руки на груди, долго смотрел на две застывшие фигуры, погруженный в печальные думы. Наконец рука его легла на плечо Болеслава.
— Встань!.. — произнес он тихо и торжественно.
При звуке его голоса стоявший на коленях вздрогнул, но не обернулся, а, наклонив голову, прижался губами к губам умершей.
Прошло несколько минут. Мужчина снова произнес:
— Болеслав! Оставь усопшую в покое, а сам вставай!
— Она сказала, что любит меня, и умерла! — пробормотал Болеслав, еще крепче прижимая к себе мертвое тело.
— Она умерла, а тебе предстоит жить! — прозвучал над ним суровый голос.
Болеслав медленно повернулся и спросил с отчаянием и удивлением:
— Кто ты, чтобы приказывать мне жить, когда я хочу умереть рядом с ней!
— Я твоя совесть! — ответил прибывший, и высокая его фигура стала, казалось, еще выше в полумраке.
Болеслав, сжимая в объятиях мертвую Винцуню, долго глядел на него; наконец он вымолвил:
— Анджей.
— Да, — ответил тот, — это опять я; второй раз прихожу я к тебе, чтобы сказать: «Встань и иди!»
Наклонившись, он бережно обнял умершую и положил на софу, потом, взяв Болеслава за руки, поднял его с колен. Болеслав молчал, опустив голову. Пан Анджей, бледный и величественный, простер руку в сторону окна и медленно произнес:
— Все радости ты похоронишь в глубине сердца и будешь трудиться!..
Болеслав долго не отвечал, затем губы его зашевелились и тихо вымолвили:
— Буду!
— Там, — говорил пан Анджей, — тысячи и миллионы, забыв свои неисчислимые беды, устремляют взоры к звездам великих идей, и ты, забыв свою беду, пойдешь вместе с ними.
Болеслав поднял голову, тяжело вздохнул и ответил:
— Пойду!
Тогда пан Анджей подошел и широко раскрыл ему объятия.
