Тысяча молний пронзает мне мозг, когда я думаю, что мог бы еще взять ее на руки и унести в мой тихий дом, вылечить ее горячей любовью… Она могла бы еще жить и быть счастлива. А я? О, если бы мне посулили райские кущи и вечное блаженство, я вместо этого предпочел бы обладать ею хоть один год, хоть месяц, хоть один-единственный день…
Но когда-то в костеле под звуки органа ксендз совершил обряд и прочел молитву…
Тоска, отчаяние, безумие охватывают меня, перо валится из рук, в глазах темно… Друг мой, приезжай! Может, в твоих мудрых глазах я прочту ответ, как мне быть, ибо я сбился с пути; может, из уст твоих я услышу слова Божьей справедливости, ибо я блуждаю в потемках…»
Спустя несколько недель Болеслав снова писал пану Анджею:
«Вчера по моему приглашению в Неменку приехали пять врачей из разных городов, среди них две знаменитости. Они долго исследовали больную, потом устроили консилиум, не допустив на него никого из непосвященных, пригласили только нашего доктора, который пользовал больную с самого начала. Под конец все пришли к единодушному мнению, что болезнь у молодой женщины нравственного происхождения и что, как она ни опасна, есть надежда на выздоровление, так как легкие поражены лишь частично. Однако болезнь быстро прогрессирует. Потом один из докторов, самый солидный и ученый, сказал мне:
— Если бы она теперь испытала какое-нибудь радостное потрясение, а потом могла бы вести спокойную и всячески приятную для нее жизнь, то при содействии энергичных лечебных средств, минеральных вод, перемены климата и так далее, — нам еще удалось бы ее вылечить.
Господи! Как же дать ей эту радость и этот спасительный покой? Ее взгляд, ее глубокий и странный взгляд, лучистый и таинственный, все чаще говорит мне, что я не ошибаюсь… На днях я привез Винцуне очень красивый букет; она обрадовалась, выбрала один цветок и дала его мне. Я с этим цветком не расставался весь день, а вечером, когда стал читать Винцуне книгу, отложил его в сторону… Во время чтения я случайно поднял глаза и был потрясен: Винцуня прижимала цветок к губам… Увидев, что я смотрю на нее, она вся вспыхнула, как белая лилия под лучами восходящего солнца. Я отвернулся и сделал вид, что ничего не заметил… Каждый день, когда, прощаясь, я подаю ей руку, я чувствую, как ее рука дрожит и такая горячая, пылающая… Ах, если бы я мог ее обнять, прижаться губами к ее бледным губам, — быть может, это и было бы для нее тем радостным потрясением, о котором говорили врачи?..
Но потом? Ведь врачи говорили еще и о покое, а возможен ли он, если когда-то в костеле, перед алтарем…
У меня уже нет сил! Когда я вижу, каким взглядом она, бедная, смотрит на меня, как неминуемо настигает ее смерть, — душа разрывается!.. А мне приходится притворяться при ней невозмутимым, чтобы она ни о чем не догадывалась, прикидываться веселым, чтобы и ее заразить своим весельем. Представляешь себе эту невозмутимость и эту веселость? Должно быть, так же невозмутимы коварные молнии, сверкающие среди черных туч, и так же веселы лучи солнца, которые заглядывают в свежую могилу.
А может быть, я ошибаюсь? Может, не то я прочел в ее взгляде, не оттого дрожит ее рука и не то означает цветок, прижатый к губам?
Нет! О Боже! Я не хочу ошибаться! Хочу хоть раз в жизни услышать от нее слово «люблю», а там — понесу ее к могиле, сам лягу рядом и усну вечным сном!..
Анджей, приезжай! Мне необходимо тебя видеть, может быть, твой приезд внесет луч света в тот мрак, в котором я нахожусь!..»
Спустя месяц Болеслав опять писал своему другу:
«Ты пишешь, что скоро приедешь. Награди тебя за это Господь! Но, если ты хочешь застать в живых бедного ангела, душа которого уже наполовину в небесах, — поторопись!
Огонек догорает, не пройдет и нескольких секунд на часах вечности, как от него останется горсточка пепла. Уже неделю Винцуня не встает.
Целыми днями она лежит напротив окна, лежит, как белое изваяние, и смотрит то на тусклое осеннее солнце, то на меня.
Несколько дней назад я, не совладав с собой, схватил ее руки и стал целовать; она вскрикнула и закрылась белым прозрачным рукавом платья. Когда я нагнулся, чтобы высказать все, что я чувствую к ней, я с ужасом обнаружил, что она в обмороке.
