— В самом деле?
— Нет; она только морочила Сета Девиса; вот и все.
— Морочила?
— Да, сэр. Шутя водила за нос!
— Шутя водила за нос?
На минуту учитель почувствовал, что профессиональный долг требует, чтобы он протестовал против такого в высшей степени неженственного и легкомысленного отношения к матримониальным задачам, но, при вторичном взгляде на выразительное лицо юной собеседницы, он заключил, что ее инстинктивное знание собственного пола надежнее его несовершенных теорий. Он отвернулся в конторке, не говоря больше ни слова. Октавия перекинула через плечико свой ранец, не без кокетства, и направилась к двери. В это самое время малютка Фильджи из безопасного убежища под крыльцом, куда он укрылся, внезапно решился на последнюю дерзость! Словно поразясь оригинальной идеей и взывая как будто в пространство, он закричал:
— Кресси Мак-Кинстри влюблена в учителя! — и моментально исчез.
Сурово презирая все эти инциденты, учитель засел за приготовление прописей на следующий день, когда замолкли голоса его разбегавшихся учеников. Безмолвие воцарилось в школьном домике. Чрез раскрытую дверь прохладный, успокоительный ветерок тихо пробирался в горницу, как будто природа опять украдкой вступала во владение своей собственностью. Белка смело перебежала через крыльцо, несколько щебечущих птиц подлетели было, похлопали с секунду крыльями в нерешительности и застенчиво отлетели прочь при виде неожиданного одинокого гостя. После того произошло новое вторжение, но на этот раз человеческого существа, и учитель сердито подняв голову, увидел дядю Бена.
Он вошел с досадной медлительностью, еле передвигая ногами, высоко поднимая громадные сапоги и осторожно опуская их на пол, точно боялся, что пол под ним подломится, или желал фигурально выразить, как путь знания тернист и труден.
Дойдя до конторки учителя, он неуклюже остановился и краем мягкой войлочной шляпы как будто старался стереть робкую улыбку с своего лица, которая на нем застыла с той минуты, как он вошел. Случилось при этом, что он вступил на порог как раз вслед за тем, как на нем красовалась фигура малютки Фильджи, а потому казался теперь настоящим великаном по сравнению с тем и конфузился от этого еще сильнее. Учитель не делал попыток вывести его из затруднения, но холодно-вопросительно глядел на него.
— Я предполагал… начал тот, смахивая вдруг шляпой пыль с сапогов, я предполагал… то есть вернее сказать… я думал… или как бы это точнее выразиться… я ожидал, что застану вас одного в это время. Вы в это время обыкновенно бываете одни, знаете. Это тихое, хорошее, разумное время, когда человек, так сказать, может оглянуться назад и проверить свои знания. Вы совсем как я, а потому, видите, я и понял сразу ваши привычки.
— Почему же в таком случае вы приходили сегодня утром мешать школьникам заниматься? — резко спросил учитель.
— Да, это правда, — согласился дядя Бен с улыбкой раскаяния. — Но ведь я, знаете, не входил, а только побыл около, чтобы привыкнуть и к себе приучить.
— Привыкнуть к чему? — спросил учитель нетерпеливо, хотя и смягчился несколько при виде раскаяния виновного.
Дядя Бен не тотчас ответил, но огляделся сначала, как бы ища, где сесть, ощупал один или два пюпитра своей большой рукой, как будто удостоверяясь, безопасно ли будет ему на них сесть, и в конце концов оставил эту мысль, как опасную, и уселся на эстраду, около стула учителя, предварительно смахнув с нее пыль шляпой. Но убедившись, что от того, что он уселся, дело не подвинулось нисколько вперед, он снова встал и взял с конторки учителя один из учебников, неловко повертел его в руках и положил обратно.
— Я думаю, вы здесь не употребляете арифметику Добелля? — робко спросил он.
— Нет, — отвечал учитель.
— Плохо дело. Он, должно быть, вышел из моды, этот Добелль. Я сам учился по Добеллю. А грамматику Парсинга? Вы, кажется, не употребляете также и грамматику Парсинга?
— Нет, — отвечал учитель, смягчаясь еще более при виде смущенного лица дяди Бена и с улыбкой глядя на него.
— И то же самое, вероятно, придется сказать об астрономии и алгебре Джонса? Времена переменились. У вас тут в ходу все новенькое, — продолжал он с напускной беспечностью, но старательно избегая взгляда учителя. — Для человека, обучавшегося по Парсингу, Добеллю и Джонсу, в наше время совсем нет ходу.
