– Пускай попробуют сунуться…
– Болтаемся, как поплавок…
– Что нам делать, тысяча чертей? – Капитан теребил пуговицу на воротнике и морщил длинный нос.
– Только не думайте, что кто-то вспомнит о вас и выручит. Краснокожие вернутся (вопрос лишь в том, как далеко их деревня), и тогда все, кто тут находится, пойдут на корм волкам и стервятникам.
– Что ты предлагаешь?
– Я отправлюсь в форт пешком, – сказал Бак.
– Это безумие! – Стоявшие вокруг зашумели. Большинство пророчило скорую смерть Баку, но кто-то подбадривал его, видя в этом слабую надежду для себя.
Эллисон прекрасно знал здешние места, но риск был велик. Пешком и в одиночку, не имея возможности укрыться за надёжными стенами, любой скороход обрекал себя на верную потерю скальпа. Правда, в былые времена многие пионеры пользовались лишь собственными ногами да каноэ, чтобы изучить этот край, и утверждали, что подобная жизнь более надёжна, чем на лошади.
– Всё-таки я пойду.
– Пешком? – Шкипер вцепился в рукав Эллисона.
– Могу сесть верхом на тебя, – засмеялся Бак.
Со свойственной ему решительностью он вскинул сумку и надел лямки. Шансов на успех было мало. Даже если он доберётся до форта дня через два-три, солдаты всё равно появятся возле застрявшего парохода уже после нападения дикарей. Впрочем, краснокожие могут и не напасть, кто знает, что у них в душе?
Бак сошёл на берег, сжимая в руке карабин, и зашагал вверх по берегу.
– Да… Не таким мозглякам, как я, тягаться с тобой, – прошептал Шкипер, провожая глазами крохотную уже фигуру Эллисона.
Пассажиры судачили на борту, кто-то сошёл на берег, но далеко от парохода не отлучался. Солнце обмакнуло Миссури в мягкую розовую краску запоздалого осеннего рассвета.
– Знаете что, – негромко рассуждал тонколицый человек в строгом сюртуке, – я думаю, что этот малый имеет шансы на успех. Я слышал, что летом военные власти начали крупную кампанию против враждебных племён где-то в долине Пыльной Реки. Полагаю, что дикари все кинулись туда, чтобы сдерживать солдат. Это в некоторой степени облегчит дорогу нашему посланцу.
– Ставлю месячное жалование, – приблизился к нему капитан, – что вы ни хрена не смыслите в жизни, мистер. Против горстки краснокожих, которых мы видели отсюда, белому человеку в одиночку никогда не устоять. Не вам, расфуфыренному индюку, рассуждать о войне. Много вы понимаете…
За три дня ничто не растревожило ровной жизни пассажиров. Но утро четвертого ознаменовалось страшной грозой. Ночь ушла, но тьма осталась и обрушилась на землю жутким дождём. Такие ливни – редкость. Это был шквал. Библейский потоп. Струи хлестали по пароходу, взрыхляли берег, ветер и вода вытаскивали из земли мелкие кусты. Чёрные потоки бежали с берега в реку, тащили ветви и камни.
Пароход лениво завертел колесом, загудело машинное отделение.
– Мы поехали, господа! – крикнул кто-то.
– Нас потащила вода.
– Стихия спасла нас! Да здравствует буря!
– Капитан! – хрипел насквозь мокрый человек с багром в руках. – Капитан, там дерево… бревно…
– Если не везёт, то до конца… или я ничего не смыслю в невезении, – капитан мчался по скользкой палубе, падал, поднимался и опять падал. По его лицу бежала кровь из рассечённой брови и тут же смывалась дождём. Капитан видел, как бурный поток тёмно-коричневой воды тянул огромное дерево прямо на лопасти колеса.
– Отталкивайте его! – кричал капитан, и бледно-голубые вспышки молний освещали на секунды его напряженное лицо.
Пароход отползал от берега, гудел, пускал чёрные клубы дыма из высоких труб. Но обтрёпанная крона рухнувшего где-то выше по течению дерева неумолимо приближалась, гонимая течением. Три человека из команды тщетно пытались отогнать враждебное ветвистое бревно баграми, но длинные шесты лишь проваливались в мокрую листву и застревали там… Дерево сделало своё коварное дело, и пароход, продолжая пыхтеть машинами, медленно и безвольно стал выходить на середину реки. Колесо с переломанными лопастями вращалось вхолостую. Течение властно несло пароход вниз, откуда он с таким усердием поднимался много дней.
– По крайней мере, – ворчал капитан, стаскивая с себя мокрое бельё, – этот ливень избавил нас от необходимости дожидаться краснокожих. И всё же я чувствую себя счастливым, тысяча чертей! Теперь мы похожи на простую кастрюлю на плаву, но не на мишень…
