На почве увлечения вегетарианством со Святославом Николаевичем случилось забавное происшествие. В молодости ему пришлось жить в Париже. В то время в Париже был ресторан — модный и потому довольно дорогой, — который специализировался на вегетарианских блюдах. Святослав Николаевич усердно его посещал. Потом на некоторое время он уехал из Парижа. Вернувшись, он повел свою спутницу — тоже убежденную вегетарианку — в этот ресторан. Метрдотель сразу узнал постоянного посетителя. «Мосье, вы очень давно у нас не были». — «Я находился в отъезде, — сообщил Святослав Николаевич, — и соскучился по вашей кухне. Особенно мне нравятся ваши овощные супы». Метрдотель согнулся в учтивом поклоне: «О да, мосье. Мы ведь делаем их на изысканном мясном бульоне».
Мы весело засмеялись, представив себе, какие лица были у Святослава Николаевича и его спутницы. По словам Святослава Николаевича, та чуть не упала в обморок.
Я сказал, что аналогичная история была и со Львом Николаевичем Толстым, которому Софья Андреевна, заботясь о здоровье мужа (и, конечно, тайком от него), знаменитые рисовые котлеты тоже готовила на курином бульоне.
— Так что, очевидно, справедливо старинное изречение, — заключил я. — Враги человеку — ближние его. Мешают ему, не дают ему стать совершенством.
После обеда в доме Рерихов воцаряется тишина. По порядку, заведенному исстари, все расходятся отдыхать по своим комнатам. Мне не спалось. Я ходил по кабинету Елены Ивановны, трогал руками вещи, любовался горным пейзажем, снегами, сверкающими на солнце, облаками, что наползали на седловину хребта. А потом за столом, где стоит письменный прибор Елены Ивановны, знакомился с материалами военной поры.
От Святослава Николаевича я знал, как встретила весть о начале войны маленькая русская колония в Гималаях. На другой день
Юрий и Святослав Рерихи дали телеграмму в Лондон нашему послу Майскому с просьбой зачислить их в ряды действующей армии. Каждый вечер у радиоприемника собиралась вся семья. Слушали московские известия. Святослав Николаевич показывал старые английские газеты с лаконичными сообщениями:
«Академик Рерих и его сын Святослав пожертвовали на Русский Красный Крест 500 английских фунтов и 10 000 рупий на военные нужды».
«Издательство „Китабистан“ в Аллахабаде к семидесятилетию академика Рериха выпускает 12-й том его сочинений под названием „Химават“ в пользу Русского Красного Креста».
И вот записи, сделанные рукой Николая Константиновича Рериха в период Великой Отечественной войны. Тревожные и горькие вначале, они становятся "все более радостными по мере приближения войны к концу.
"Русские славные победы гремят. Подвиг совершается, «идет война народная, священная война». Эти дни мы все слышали о наших прежних местах. (Запись помечена четвертым февраля сорок четвертого года.) Вот наша станция Волосово, а теперь она уже город. Леможа, Заполярье, Извара — все наши места. Так хочется там, на Руси, помочь всем знанием, всем опытом, всеми накоплениями.
Все-таки мало знают нашу великую Родину. Хорошо еще, что умножаются уроки русского языка. Пишут, что в России теперь кличка «антикультурный» является ругательством. Русские воины идут вперед с кличем: «За Толстого! За Пушкина!» Знаменательно.
Какая героическая молниеносность в русских победах! Неслыханно, чтобы в один день брать тысячи мест, и среди них первоклассные крепости! Какая-то непобедимая лавина! Что-то суворовское и кутузовское!
Заспешили большие события. Уже в третий раз русские войска в Берлине. 1756, 1813, 1945 — каждое столетие.
Много русских сердец поверх всех преходящих трудностей живут о славе любимой Родины. И эта слава рождается не из шовинизма, но из быстрокрылой мечты о светлом будущем. Привет всем народам Великой Руси. На пожарище возведется дом прекрасный. Израненные стены и башни вознесутся еще краше. Народы еще глубже поймут ценность своего творческого достояния. Да будет! И будет расцвет мысли и творчества".
После чаепития, которое в доме Рерихов тоже является традиционным, мы перебрались в гостиную.
— Вот здесь, — Святослав Рерих указал на угол комнаты, где стояли кресла с выцветшей ситцевой обивкой, — беседовали Неру и мой отец. Я давно был знаком с Неру. У меня установились дружеские отношения со всей его семьей. Неру хотел познакомиться с отцом, но мешали дела. В мае сорок второго года Неру вместе со мной отправился в долину Кулу. Здесь он провел неделю. Я воспользовался случаем и написал тогда целую серию этюдов и портретов Неру. Он, как вы знаете, был совершенно изумительный человек, глубокого, неповторимого сердца, большой широты взгляда. И, будучи исключительно культурным человеком, он, конечно, являлся прекрасным руководителем для Индии. Я его не только уважаю, но и люблю. И конечно, в моих портретах я старался передать то, что о нем знаю, вижу и видел в нем.
