ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«КРАСОТА, ВЕДУЩАЯ К ПОЗНАНИЮ КОСМОСА»
1
Я нашел наконец пустынника.
Вы знаете, как трудно найти
пустынника здесь, на земле.
Просил я его, укажет ли
он путь мой и примет ли
он благосклонно мои труды?
Он долго смотрел и спросил,
что у меня есть самое любимое?
Самое дорогое? Я отвечал:
«Красота». — "Самое любимое
ты должен оставить". — "Кто
заповедал это?" — спросил я.
«Бог», — ответил пустынник.
Пусть накажет меня Бог —
я не оставлю самое прекрасное,
что нас приводит к Нему.
«Что у меня есть самое любимое?.. Красота». «Сказавший „красота“ — спасен будет», — не раз повторит Рерих. Он обратится с призывом по радио: «Не опасайтесь твердить о Красоте. Необходима поливка Сада Прекрасного. Засуха погубит все живое».
Красота с большой буквы (как пишет ее нередко Рерих) имеет свою довольно сложную историю. Иногда это слово насыщали мистическим полумраком. Иногда оно становилось отвлеченностью и безжизненным символом, ибо в угоду определенной тенденции его пытались монополизировать. А иногда оно звучало всеохватно: «Прекрасное есть жизнь!»
Не будем сосредоточивать внимание на внешнем начертании слова. Посмотрим, каким духовным содержанием обеспечена его устремленность. Посмотрим, что значило оно для художника. А для него оно значило вот что:
"В красоте — не сентимент, но реальность, мощная, подымающая, ведущая. В глубинах сознания нечто уже было известно, но нужна была искра, чтобы заработала машина. Блеснет искра, осияет блеском прекрасным, и умаявшийся труженик опять восстанет полный сил и желаний, захочет и совершит. А препоны и трудности окажутся возможностями.
Но не блеснет красота подслеповатому глазу. Нужно захотеть увидеть красиво. Без красивости, но в величии самой красоты. Счастье в том, что красота неиссякаема. Во всяком обиходе красота может блеснуть и претворить любую жизнь. Нет запретов для нее. Нет затворов пресекающих".
Красота для Рериха — это внутренний свет человека, пробудившийся к действию, жаждущий творческого воплощения. Известно, что слова «любовь», «красота», «действие» художник считал формулой международного языка. Почему-то не обращали внимания, что эти понятия для него не существуют порознь. Для Рериха они живут лишь в диалектическом единстве. Не названные, они обязательно присутствуют, если речь заходит о том или ином собрате их содружества. И неспроста триаду замыкает энергичное слово «Действие», зовущее к труду и духовному напряжению. Любовь без дел мертва. Красота утверждается руками человеческими. Вводить Прекрасное всюду — такова обязанность человека, призванного к творчеству.
«Лучшие сердца уже знают, что красота и мудрость не роскошь, не привилегия, но радость, сужденная всему миру на всех ступенях достижения. Лучшие люди уже понимают, что не твердить только они должны о путях красоты и мудрости, но действенно вносить их в свою и общественную повседневную жизнь».
Благословенна миссия прекрасного. Вдвойне благословенна она на путях в грядущее. При новом созидании и новом строительстве линия просвещения и красоты не должна быть забыта ни на мгновение. Наоборот — она должна быть усилена. Это — закон, это — ближайший распорядок.
«Радость, сужденную всему миру», Рерих возвещает в словах торжественных и возвышенных.
«Час утверждения Красоты в жизни пришел. Пришел в восстании народов. Пришел в грозе и молнии».
2
"Привратник, скажи, почему
эту дверь закрываешь? Что
неотступно хранишь?" — "Храню
тайну покоя". — "Но пуст ведь
покой. Достоверные люди
сказали: там нет ничего". —
"Тайну покоя я знаю. Ее
охранять я поставлен".-
«Но пуст твой покой». —
«Для тебя он пуст», — ответил
привратник.
И действительно, для сомневающегося, для праздно вопрошающего невидимо то, что доступно непредубежденному взгляду. Бывает, и, к сожалению, часто бывает так, что в рассуждениях о действии готовы забыть о самом действии. Творческое начало не пробудилось еще в человеке, дух-его еще не созрел к действию. К нему и обращен суровый ответ привратника: «Для тебя он пуст».
Тайну и красоту познания для Рериха олицетворяет традиционный образ сказочных врат. Этот аллегорический образ обретает вещественность и конкретность. Если обратиться к многочисленным высказываниям Рериха, то можно видеть, как фантастический план, естественный для его своеобразного стиля, уступает место реальному, а символ превращается в указание практического характера.
