Мой номер представлял собой четыре комнаты с ванной и верандой. Я понятия не имел, чем мне заняться, бродил по пустынным комнатам, рассматривая английские литографии на стенах, изображавшие старинный Лондон, Темзу под дождем, аккуратные зеленые лужайки. Окончательно соскучившись, спустился вниз.
На мой взгляд, не было особой нужды в таких роскошных апартаментах. Почти сразу по маршруту, намеченному Святославом Рерихом, мы направились в древний храм — храм богини Кали. Он находился в глубине кедрового леса. Когда-то в древние времена там совершались ритуальные человеческие жертвоприношения. Так как мы постоянно шутливо пикировались с Ниной Степановной, то она предложила возобновить традицию и принести в дар богине мою голову.
— Ну зачем быть столь кровожадной, — возразил Святослав Николаевич. — Мы приготовили богине хороший дар.
Повинуясь его жесту, шофер вытащил из багажника большой полосатый арбуз.
Народу в храме было немного. Читали мантры, кидали к подножию статуи богини цветы и лепестки цветов. Вела службу невысокая жрица с приятным лицом.
Девика Рани-Рерих и Валентин Сидоров. Манали. Индия. 31 мая 1974 г.
Порядок службы, как я понял, особой строгостью не отличается. Прервав ритмическое пение, Девика что-то сказала громко и внятно. Взоры присутствующих обратились к ней. Указывая на меня, Девика сообщила, что я из Москвы, из России. Жрица и прихожане приветливо мне улыбнулись. Снова пение, снова мантры. И снова Девика прерывает службу, чтобы поделиться пришедшей ей в голову мыслью. Указывая на меня, говорит: «Когда гости посещают наши места, на наши поля нисходит благословение».
Святослав Николаевич увековечил на снимке нашу группу тотчас после выхода из храма. Мы сидим на бревне с улыбающимися, несколько отрешенными лицами. На лбу у меня пятнышко от цветочной пыльцы — результат благословения служительницы богини Кали.
После храма — благо это было неподалеку — тибетский базар. Он поразил нас разноязычным гулом, многолюдьем и… обилием хиппи.
Хиппи — длинноволосых, босоногих, в одеждах с яркими цветными заплатками — в то время можно было встретить и в Нагаре, и в Манали, и в других местах. Казалось, что они сговорились оккупировать долину Они — с некоторыми из них мы заговаривали — съехались отовсюду: из США и Канады, из Англии и Франции. Особое впечатление произвела на нас голубоглазая шведка с двумя кудрявыми ангелоподобными мальчуганами: каждому из них пять-шесть лет, не более. Умиленная Девика гладила их по голове: сначала одного, потом другого. Нашествие хиппи объяснялось двумя причинами. Во-первых, относительной дешевизной здешней жизни. Во-вторых — и это самое главное, — тем немаловажным обстоятельством, что в долине растет индийская конопля, из которой легко при помощи примитивных кустарных средств можно изготовлять гашиш. Хиппи — если не все, то многие — овладели этим способом добывания наркотического эликсира, курят в одиночку и Дэуппами гашиш и таким образом без особых трудов и усилий достигают блаженного состояния нирваны.
Местное население относится к ним лояльно. Они примелькались, на них уже и внимания не обращают. Хиппи вообразили, что они обрели землю обетованную. Они даже обратились в ООН с просьбой или требованием (соответствующая петиция была испещрена многочисленными подписями) разрешить основать в долине Кулу суверенное государство, где жили бы только хиппи.
Мы совершили экскурс по магазинчикам шумного торжища, где нам наперебой предлагали старину или подделку под старину. Как здесь принято, перед нами на прилавок, чтоб легче было выбрать, высыпали кучу самоцветных и полудрагоценных камней: бирюзу, бериллы, большие оранжевые топазы. Иногда в груде острыми гранями вспыхивал невиданный нами кристалл: относительно недорогой (ибо до уровня драгоценного камня он не дорос) белый сапфир. Но мы не приценивались, мы просто любовались вещами. Выбрать для себя что-нибудь в подарок, как просил Святослав Николаевич, мы отказались. Тогда, не спрашивая нашего разрешения, он купил, чтобы осталась память об этом дне, изготовленные местными ремесленниками суконные шапочки с синими отворотами: одну Нине Степановне, одну мне, одну моей дочке — ей был тогда год — на вырост.
