Очевидно, что к этому же населению относится упоминание Анны Комниной в кн. 6, гл. 14 «Алексиады» под 1086 г. о «скифах», которые и возделывали землю, и сеяли просо и пшеницу…». В интервале между 1087–1090 гг. она же сообщает о походе Алексея I Комнина против печенегов «рядом с Русью» на Левобережье Дуная! Не менее ценное свидетельство Анны Комниной относится к обстоятельствам похода Алексея 1091 г., когда «пятидесятитысячный отряд обитателей более горных стран», пришедший с половцами с Левобережья, перешел на сторону императора. Здесь речь идет, очевидно, все о тех же жителях горной Мунтении – русах! Весьма показательны военные силы, которыми располагала Дунайская Русь. Пусть даже они и преувеличены, но видно, что русский правитель Мунтении в XI веке обладал силами, сравнимыми с силами киевского и венгерского государей, что позволяло ему сохранять независимое отношение. Становятся понятным и такие моменты, как расселение по его воле кочевников по его городам и то, что арабы и французы называли это государство в одном ряду с Венгрией, Византией и Германией! Кроме того, Анна Комнина называет имена трех владетелей подунайских городов: Татуша Хали, Сеслава и Сацу, из которых первый «владел Дристрой (Доростол, совр. Силистрия), остальные Вичиной и другими городами». С этими правителями вступили в переговоры печенеги. Этническая принадлежность их неясна, а потому мнений много – одни объявляют их влахами, другие половцами, третьи славянами. Судя по имени, как минимум один их них – Сеслав – был славянином, скорее всего, русским. Двоих других обычно относят либо к влахам, либо к половцам. Надо полагать, правители дунайских городов были посажены тут византийскими императорами на правах федератов. Точно так же позднее здесь получали удел сыновья Юрия Долгорукого, а также некий Владислав, «князь тавроскифов».
В XII веке соотношение сил стремительно меняется. Дунайская Русь попадает в зависимость то от Венгрии, то от Византии, которые в этот период значительно увеличивают свое могущество и вступают в полосу военных столкновений друг с другом. В связи с этими событиями и упоминаются вновь дунайские русы-тавроскифы в греческих хрониках. Вероятно, резкое ослабление русов, которое в итоге привело к уничтожению их государства, да и их самих, было связано с распадом единого в XI веке владения. В этих условиях, естественно, усилилось влияние на них могущественных соседних монархий.
Известия, свидетельствующие о сильном влиянии Византии на Дунайскую Русь в первой половине XII века, приводит в частности Оттон Фрейзингенский (1114–1158 гг.). Помимо всего прочего он сообщает о «рутенских приморских областях» и «равнинной стране печенегов и фалонов», которые вместе с указанием Анны Комниной о «горных областях» позволяют нам разобраться в этнической картине Левобережья Дуная. Но гораздо интереснее переписка императора Конрада III (1138–1152) с византийскими императорами Иоанном II (1118–1143) и Мануилом I (1143–1180), в которой Конрад говорит об эпизоде, «случившемся в России», где рутены «проявили пренебрежение к власти германского государства, убили людей императора, отняв их достояние». Иоанн II в ответе не уклонялся от ответственности за происшествие на Руси и уверял, что «он поступил так, как от него ожидали и как это соответствует его достоинству». А. Г. Кузьмин, у которого я наткнулся на это известие, удивляется, к какой именно Руси могли относиться эти известия. На мой взгляд, речь может идти только о русской Мунтении. К тому же периоду относится любопытнейшее известие Иоанна Киннама, относящееся к правлению Мануила I, о переселении в византийские пределы «одного из владетелей Тавроскифии Владислава», которое я упоминал выше! Это свидетельство опять-таки подтверждает мое предположение о распаде единого Русского гос-ва в Мунтении и разгоревшейся междоусобице, в ходе которой один из князей был вынужден покинуть родину вместе со своим народом. Территория Мунтении значительно уступает по размерам Киевской Руси, и, соответственно, последствия усобиц здесь были куда плачевнее и катастрофичнее.
