В последующие годы Хейтер вновь и вновь возвращался в Эфиопию. Он был очарован этой страной. Забираясь в самые глухие места, он тяжким трудом зарабатывал себе на жизнь. Хейтер работал ловцом крыс, охотником на бабочек, погонщиком мулов и сборщиком налогов, но известность ему принесли поиски золота.
В 20-х годах двадцатого века Эфиопия переживала небывалый подъем. Несмотря на то что царь Менилек II стремился открыть страну для внешнего мира и модернизировать ее, в экономике господствовал феодализм. Горстка европейцев пользовалась отсталостью страны и предлагала роскошную жизнь тем, кто мог себе это позволить, а остальные покупали лицензии на разработку месторождений у правительства и искали золото.
Фрэнк Хейтер много лет намывал золото на реках и в одиночку исследовал дикие районы Восточной Эфиопии. Местные жители называли его «отец безумия». Им еще не приходилось встречать человека, настолько поглощенного поисками золота. Хейтер был убежден, что драгоценный металл добывался в этих местах на протяжении тысячелетий и что египтяне знали о месторождениях золота еще до царя Соломона. Для Хейтера Эфиопия была «землей царицы Савской», которая отправилась в Иерусалим, чтобы преподнести золото в подарок мудрейшему из царей.
Хейтер был убежден, что в горах Симиен существует целый лабиринт копей, в которых в древности добывалось огромное количество золота. Он слышал легенды о монастырях, построенных у входа в пещеры; монахи не разрешали иностранцам войти в доверху заполненные драгоценным металлом пещеры и ждали возвращения «Великой Белой Царицы».
Хейтер не прекращал поиски того, что он называл «копями царицы Савской», но проклятие монаха настигало его. Он слабел с каждым днем.
Атлетически сложенный молодой человек превращался в немощную развалину. Наконец после многолетних поисков он наткнулся на входы в пещеры, которые вели к горным выработкам.
Проходы, облицованные резным камнем, находились на большой высоте, на выступе труднодоступной горы под названием Туллу-Валлель.
Хейтер осторожно вошел в одну из пещер, опасаясь потревожить какого-нибудь дикого зверя в его логове. По его словам, в одной из шахт лежали несметные сокровища. Но прежде чем он успел забрать золото и другие богатства, «проклятие бабуинов» нанесло ему последний удар.
Протекавшая по дну пещеры река внезапно вышла из берегов, превратившись в бурный поток, и Хейтер был вынужден спасаться бегством. Пополнив запас провианта, он вернулся к пещерам, но входы в них оказались каким-то непостижимым образом замурованными. Как Хейтер ни старался, ему не удалось проникнуть внутрь.
Ни Самсон, ни все остальные, к кому я обращался с этим вопросом, никогда не слышали о Туллу-Валлель. Тем не менее мой спутник подтвердил, что к эфиопским проклятиям следует относиться серьезно. Он собственными глазами видел, как проклятый человек умирал медленной и мучительной смертью.
К тому времени, как мы добрались до Аддис-Абебы, я твердо решил как можно больше узнать о Фрэнке Хейтере и о Туллу-Валлель. Помочь мне мог один-единственный человек. Доктор Ричард Панкхерст большую часть жизни провел в Эфиопии. Его бабушка, Эммелин Панкхерст, была одной из основательниц движения суфражисток, а его мать, разделявшая те же взгляды, в 30-х годах двадцатого века отправилась в Эфиопию, чтобы поддержать борьбу против итальянских захватчиков. Профессор Панкхерст опубликовал множество работ, посвященных эфиопскому обществу и эфиопской истории, и считался главным экспертом по Эфиопии.
Найти известного ученого оказалось гораздо легче, чем я предполагал. Вместе с женой и многочисленными собаками он жил в небольшом доме на окраине Аддис-Абебы. Уже через час после телефонного разговора он широко распахнул передо мной дверь и пригласил на чашку чая.
Мы сидели в оранжерее в задней части дома и пили чай из мяты с тостами, намазанными домашним джемом. Несмотря на английский лоск собеседника, я очень скоро почувствовал, что он глубоко понимает Африканский континент и особенно Эфиопию.
Доктор Панкхерст большую часть жизни провел в путешествиях по отдаленным районам страны и безукоризненно говорил на амхари. Я боялся, что он посчитает мои поиски копей царя Соломона несерьезным занятием. Я плохо разбирался в эфиопской культуре и не был дальше Харара. Поэтому, рассказывая о своем проекте, я с трудом находил нужные слова.
