Но одно дело приобрести за границей что-либо для себя и своих близких в соответствии с правилами Таможенного кодекса, определяющего, что именно и в каком количестве можно ввозить, и другое — заниматься скупкой вещей, чтобы затем перепродавать их втридорога. Последнее строго запрещено и преследуется советским законом, как и всякая спекуляция. Но даже тот, кто хорошо знал повадки кондитера Травникова, его стремление «прибарахлиться», немало удивился, услышав, что при таможенном досмотре в помещении камбуза нашли большое количество незаконно провезенных вещей. Они были спрятаны в тестомешалке и электропечи. Всего таможенники извлекли из этого неподходящего для хранения вещей места 19 женских кофт, 10 мотков мохеровой пряжи, 200 головных платков, 2 отреза ткани, 3 парика.
У Травникова спросили:
— Чьи это вещи?
Он сделал удивленный вид:
— Понятия не имею!
— Каким же образом они попали в агрегаты, которые находятся в вашем ведении?
— Не знаю!
— Уж будто бы?!
— Уверяю вас! Да, я — любитель вещей, не отрицаю, особенно вещей красивых, но никогда не был спекулянтом. За кого вы меня принимаете?
— В таком случае как вы объясните, чьи это вещи? Кто мог их засунуть в тестомешалку и электропечь?
— Может быть, кто-нибудь из палубной команды? Прокрался в мое отсутствие в кондитерский цех и сунул вещи в агрегаты...
Однако какие бы объяснения ни давал Травников, факт попытки нелегального провоза вещей был установлен. И дело поступило в транспортную прокуратуру.
Есть в Ленинграде такая прокуратура. Она занимается расследованием всех происшествий, случающихся на транспорте — железнодорожном, воздушном и водном. Происходит ли авария на стальных путях, в воздухе или на воде, случается ли хищение, кража или какое-либо другое происшествие на железнодорожной станции, на речном или морском вокзале, в аэропорту, следствие ведет транспортная прокуратура. Касается ее и все, что происходит на судах, совершающих заграничные рейсы. И хотя сотрудники прокуратуры сами в путешествия не отправляются, им, тем не менее, приходится по долгу службы интересоваться всем, что относится к мореходству, — «розой ветров», муссонами и пассатами, штормами и штилями. Нередко к ним на столы ложатся документы, побывавшие где-нибудь под солнцем Африки, Южной Америки или Австралии. От этих документов, кажется, пахнет тропическими ливнями, апельсиновыми и банановыми рощами, пряностями, цветами и пылью экзотических стран...
Дело об обнаружении в кондитерских механизмах кофт, головных платков и мохеровой пряжи попало к следователю Владимиру Эммануиловичу Кириллову. Встретившись с Травниковым, он увидел еще не старого, но уже несколько обрюзгшего человека с мешками под глазами.
— Много пьете, Владимир Александрович? — поинтересовался следователь.
— Попиваю! — ответил неопределенно Травников. — Работа у нас на камбузе трудная. Весь день в жаре стоишь, в духоте. Вот и требуется разрядка. К тому же, плавая, бываешь в разных странах. А там — виски, джин, ром, разные напитки. Почему не попробовать хотя бы из любопытства? Вот и пробуешь!
— Да, но на виски и ром деньги требуются. Инвалюта.
— Конечно! Бесплатно редко угощают.
— Где же вы их берете, столько денег?
— Я получаю неплохо.
— Однако если в каждом порту пить вино да еще покупать вещи жене, родственникам, никаких денег не хватит. Может быть, у вас есть какие-нибудь побочные доходы?
— Вы что же, меня, как и таможенники, под подозрение берете? Я уже говорил, что не знаю, кому принадлежат эти вещи.
Первый допрос так ни к чему и не привел. Расставшись с Травниковым, следователь поднялся из-за стола, подошел к окну и стал размышлять о только что состоявшейся беседе с кондитером.
Чтобы спрятать что-либо на судне, нужно хорошо знать его устройство. Травников как работник камбуза устройство судна, понятно, знал плохо. Но зато он досконально изучил механизмы и агрегаты кондитерского цеха. К тому же не кто иной, как он сам, всегда после работы закрывал кондитерский цех на замок. Следовательно, никто пробраться сюда без ведома Владимира Александровича не мог. Немаловажное значение для следствия имело и то, что Травников любил выпить. Пьющий человек, как правило, морально неустойчив. Он может пойти на любые сделки с совестью.
