В поисках Белого города - страница 8

Вдруг до меня долетел какой-то крик, я прислушался:

— Никке, осторожней! Никке не сходи с ума…

И тут… появилась она — Богиня! Тонкая фигурка в коричневой рубахе с V-образном вырезом, подпоясанной зеленным кушаком, концы которого свободно висели вдоль правой ноги. Светло-русая тяжелая коса до пояса, а на лбу ободок, края которого терялись в густых волосах, с желтоватым камнем. На груди виднелось ажурное зеленое ожерелье, плотно облегающее шею. Глаза темно-синие, горящие гневом.

— Как ты смеешь кричать! — голос звонкий и нервный.

Я стою, смотрю на нее, и понимаю, что пропал. Она удивительна.

— Когда обращаются к тебе, нужно отвечать!

— Простите, я… не хотел… я… не кричал… я… пел, — мой язык мне не подчиняется, слова нахожу с трудом.

— Пел? — глаза девушки широко раскрываются. — Пел? — переспрашивает она.

— Ну, да, пел, — подтверждаю, — а что?

— У вас такие песни???

— У нас разные песни, для каждого жизненного случая — своя. — Я понимаю, что заинтересовал ее, и чтобы удержать ее подольше зачастил, боясь остановиться:

— Есть колыбельные, вот такие:

Старался петь тихо, почти шепотом, подражая бабушке. Злость из дивных глаз девушки ушла, только любопытство и недоумение.

— У вас тоже поют «Баю-баюшки-баю»?

— Да, это старый запев, он нам остался от наших пращуров. Правда, сейчас уже почти забытый. У нас теперь редко поют колыбельные песни.

— Почему?

— Времени нет у мам. Им работать надо.

— Это плохо, «Баю-баю» — это же заговор от болезней! Если его не петь ребенок нервный будет!

— Ну, у нас к этому подходят по-другому. Главное соску в рот сунуть, он будет сосать, то есть будет думать, что грудь сосет, и плакать не будет!

— Вы совсем не любите своих детей, — мотнула головой девушка, вынося свой вердикт. — Ну, а то, что ты кричал, это для чего песня?

— Это марш, у него очень четкий ритм, такая песня предназначена для движения людей, когда они идут в поход. Эта тоже очень старая песня. Ее наши предки пели. Вот, смотри, — и я стал маршировать, напевая уже в полголоса: «По долинам и по взгорьям». — Видите, она ложится на шаги, и помогает идти.

Я промаршировал мимо нее, а когда повернулся, то увидел, что рядом с моей Богиней стоит мужчина и насмешливо смотрит на меня.

— Вот, что, чужеземец, у всех свои песни. У себя вы можете в лесу кричать и петь сколько угодно, может быть, вашему лесу это нравится, а вот нашему — нет! Наш лес тишину любит. Поэтому иди куда идешь, только молча. Понял?

— Понял! — согласился я.

— А кстати, куда ты идешь? — поинтересовался мужчина.

— В город иду, в Туле. Мне нужно в Белое братство.

— А зачем тебе нужно идти в Белое братство, — голос незнакомца вдруг стал очень серьезным.

— Я тут совсем недавно. По профессии я биолог, то есть ботаник… садовник. Я хочу попросить разрешения походить и посмотреть ваши растения. Я ничего не рвал, — вспомнив о предупреждении Вороира, поспешил оправдаться, и в знак правдивости своих слов показал руки, и вывернул карманы.

— Ну, то, что не рвал — верю, а вот с тоббашей уже познакомился, — он показал на мои красные полоски на руке. — Щипает?

— Немного, — утвердительно кивнул, — Я просто хотел ее получше рассмотреть, а она меня ужалила… Это обыкновенное растение или хищник?

— Обыкновенное. Но, трогать его не рекомендуется. Сейчас попросим девицу, она принесет тебе листик — противоядие. Приложишь, и пройдет, — раттерианец оглянулся в поисках девушки, но она уже протягивала ему лист, — быстро управилась, — усмехнулся он, — и повернулся ко мне: — На, приложи…

— Спасибо, Никке! — сказал я, укладывая лист на руку.

— Откуда ты знаешь имя, чужеземец? Ты назвалась? — мужчина схватил девушку за плечо и резко повернул к себе.

— Нет, — быстро ответила она, и удивленно посмотрела на меня.

— Девушка тут не причем! — выдавил из себя я, — вы же сами кричали: — «Никке, не сходи с ума!» А потом появилась девушка — значит, ее и зовут Никке. А почему нельзя мне знать ее имя?