Я позвонил в справочную и спросил, зарегистрированы ли где-нибудь в округе люди с фамилией Фростокович. Оператор нашла пять записей — двое мужчин, одна женщина и две фамилии только с инициалами. Хорошо еще, что Сондра была не Джонс и не Эрнандес.
Сначала я позвонил Эдварду Фростоковичу — никто не подошел. Грейди Фростокович снял трубку. Голос у него был молодой и вежливый. Я представился и спросил, знал ли он Сондру Фростокович, не родственники ли они.
— Это та, которую убили? — спросил он.
— Да. Извините, что беспокою вас по этому поводу.
— Не переживайте. Мы были едва знакомы. Убийцу нашли. Через столько лет. Здорово, да?
— Я сейчас занимаюсь тем расследованием, которое велось семь лет назад. Вы можете чем-нибудь помочь?
— Помог бы, да чем? Мы с ней троюродные — не самая близкая родня.
— Сондра была из Лос-Анджелеса?
— Да. Вообще семья из России. То есть моя тетя Ида. Дядя Ронни умер, а мама Сондры — тетя Ида.
— И. Л. Фростокович — это она?
— Она. Очень милая женщина.
Грейди был прав. Ида оказалась милой женщиной. Я объяснил, что работаю по поручению родственников седьмой, последней жертвы, Дебры Репко, и спросил, может ли она рассказать что-нибудь про свою дочь. Через пять минут я ехал в Резеду.
Ида Фростокович жила в домике с приусадебным участком посреди долины Сан-Фернандо, к северу от реки Лос-Анджелес. Потеряв и мужа, и дочь, Ида запустила свой дом. Небольшой оштукатуренный домик с запущенным двором выглядел не лучшим образом. Во дворе росло одинокое апельсиновое дерево. Я дважды проехал по кварталу — проверял, не наблюдает ли кто за домом. Паранойя… Когда я шел по дорожке к дому, Ида открыла дверь. Она ждала моего приезда.
— Мистер Коул?
— Да, мэм.
— Проходите, в доме прохладно.
Ида Фростокович была крупная женщина с полным лицом и нервными руками. Как и Репко, она устроила настоящий мемориал дочери — я понял это, как только вошел. На стене над телевизором висел портрет Сондры, вокруг несколько фотографий поменьше.
— Так, значит, Репко хотят знать, как велось первое расследование? — спросила Ида.
— Они хотят понять, почему убийцу искали так долго.
Она села в кресло, положила руку на руку.
— Я их нисколько не осуждаю. Если бы этого психа поймали раньше, их дочь была бы жива.
— Наверное. А вы были довольны тем, как велось расследование?
— Довольна? Семь лет прошло, и они бы его не нашли, если бы он не вышиб себе мозги. Думаю, вам понятно, насколько я была довольна.
— А кто сообщил вам о последних новостях?
— Детектив Бастилла. Она предупреждала, что могут набежать журналисты, но никто не появился. Наверное, потому, что все это было так давно.
— О полиции я бы еще хотел поговорить, но сначала позвольте спросить: вам известна фирма «Левередж»?
— Вроде нет. Чем они занимаются?
— Политическим менеджментом. Там работала покойная Дебра Репко.
Она вежливо кивнула — видно, не поняла, что к чему.
— Между Сондрой и Деброй много общего. Больше, чем между остальными жертвами. Они обе работали в структурах, обслуживающих власть. Сондра интересовалась политикой?
— Только не этим. Она работала со счетами в комиссии по планированию.
— А на политические мероприятия она не ходила? Например, на благотворительные ужины?
— Нет, что вы! Она такие вещи терпеть не могла. А Репко этим занималась?
— В день смерти она как раз была на таком ужине.
— Сонди любила пообщаться с подругами. С ними ей было хорошо.
— А вы помните, как полиция вела расследование?
— Отлично помню. По ночам лежу в постели и вспоминаю. В деталях могу представить, как они сидели вот тут — где вы сейчас.
— Расследование вел Томас Маркс?
— Поначалу да. Затем, кажется, детектив Петиевич.
— А Маркс долго занимался этим делом?
— Четыре недели. Говорили, он ушел на повышение.
— Кто работал по делу с Марксом?
— Детектив Мансон. Он был неразговорчивый. Ронни называл его Зомби. Ронни всем придумывал прозвища.
Я постарался не выказать реакции.
— А при Петиевиче Мансон остался?
— Ненадолго. Потом тоже ушел. Они все рано или поздно уходили.
— Но начинали Маркс и Мансон?
— В тот день, когда нашли тело, они сидели там, где сидите вы.
— У них были подозреваемые?
