— Такие же сморщенные? И с красным клювом? — насмешливо наморщила покрасневший носик Аня.
— Вы у меня бесподобные красотки, сами знаете, — белозубо улыбнулась Василика, прежде чем мягко попеняла: — Детка, мы должны радоваться, что папа денежных клиентов нашел. Они доллары платят, значит — наш фонд безопасности значительно вырастет.
— Мам, да все я понимаю, — уныло махнула рукой красотка-мерзлячка. — Целых две недели без вас будет скучно. И страшновато одним.
— Папа как обычно попросил Климова присмотреть за нашей территорией, пока нас не будет, — Василика хмурилась — тоже не любила оставлять нас одних надолго.
— Все в порядке, мамочка, я просто нервничаю, когда вы с папой надолго в тайгу с туристами уходите.
— Все будет хорошо, — наша старшая красавица поцеловала Аню в лоб, будто та еще совсем малышка, и ласково погладила по спине. — Но напоминаю: без папы в лес не ходят, домой возвращаются засветло и ведут себя тихо.
— Я тоже обниматься хочу, — хихикнула и обняла своих самых близких родственниц на белом свете.
— И я! — услышали мы родной хрипловатый голос. Влад крепко стиснул в широких объятиях одновременно нас троих. Потом отстранился, окинул веселым взглядом и, мотнув головой, поделился: — Девочки, вы у меня невероятные красавицы.
— Одна уж точно, — хмыкнула Аня, — а две другие — попросту копия. Вы постарались на славу.
С ней нельзя не согласиться. Моя тетушка и я практически копии Василики, и мама… была. Различия, конечно, есть, но незначительные, чтобы брать во внимание. Самое примечательное: у Анфисы глаза светло-карие, отцовские, а у меня — серо-голубые, почти прозрачные, будто хрусталь, видимо, тоже в отца, если бы я его знала. Но именно из-за внешнего сходства у нас возникали проблемы.
— Кто ж знал, что природа так шутить умеет, — виновато пожала плечами наша старшая родственница.
— Девочки, времени нет, по коням, — Влад наиграно строгим голосом прервал нашу болтовню. — Груз на борту, вертушка готова, наши туристы горят желанием встретить самого большого медведя, так что нам пора в путь,
— Лисенок, ты ничего не скажешь о наших гостях? — Василика внимательно посмотрела на меня.
Пока я вытаскивала из кармана вельветовых штанов два смятых рисунка, надеялась, что родственники изменят планы, особенно когда Влад, расправив бумагу, посмотрел, нахмурился и спросил:
— Ты уверена?
— Дед, ну ты же сам знаешь выкрутасы моего дара. Ваш дорогой Абдулваххаб найдет свое счастье в объятиях медведя, о чем страстно мечтает.
— Неужели он смерти ищет? — удивилась Василика. — Вот же непредсказуемые люди…
— Не знаю, здесь место и момент, который его осчастливит больше жизни, — вздохнула я. — Вы предупреждали, что тайга не городской парк, там бродят настоящие медведи, не желающие быть охотничьим трофеем?
— Страховку они оформили в иностранной компании, — задумчиво произнес Влад. — Я выяснил, что эмир неизлечимо болен раком. Вероятно, умереть в бою с сибирским мишкой для него действительно счастьем станет. И гордостью… посмертно.
— Ладно, учтем. А с остальными как? — поторопила Василика. — А то потеряем сразу всех клиентов в тайге — потом хлопот не оберемся, доказывая, что не виноваты. Лишнее внимание нам ни к чему.
Мы дружно молчаливо согласились: любое внимание для нас чревато слишком нежелательными последствиями.
— Второй рисунок для молодого, которого зовут Рагибом. Но он свое счастье встретит не на просторах Сибири. Видите, ковры и красотка в абайе…
— Значит, проблемы только с одним будут, — подвел итог Влад.
Я пожала плечами, мой дар слишком специфичный и, по-моему, абсолютно бесполезный. Рисовать я полюбила с детства, и временами мое увлечение походило на одержимость. И только со временем, когда подросла и научилась работать карандашом и кистью более-менее прилично, совершенно случайно начала прослеживать закономерность.
Иногда, после встречи с кем-либо знакомым или нет, у меня возникали видения, которые нестерпимо тянуло запечатлеть. Выходили странные рисунки, ненормальные для ребенка, видевшего в жизни, на экране и в книгах еще не так много, даже с учетом воображения. А на клочках бумаги, салфетках и альбомных листах карандашами, мелками и красками, буквально попавшимися под руку, я изображала незнакомые места, городские улочки, комнаты, чужие лица, мужские или женские. И всегда фиксировалось время — на наручных часах, на городской ратуше. В общем, я «видела» место, время и действие или обстоятельство, когда человек мог встретить свое счастье. Не каждый же способен распознать в другом свою идеальную половинку: внешность не та, город чужой, а может и целый континент…
