Дима тщательно записал в блокнот имя-фамилию (Денис Евграфов) и место службы, которое лейтенант без охоты, но назвал.
– А теперь ваш паспорт попрошу, – молвил служитель закона.
– Легко!
Полуянов залез в карман своей летней куртки из парусной ткани, мирно висевшей на плечиках у входа в купе, и неожиданно для себя нащупал там нечто чужеродное, не свое. И буквально в последний момент успел поймать готовое сорваться с языка изумление восклицание.
Документ оказался на месте – однако, кроме паспорта, во внутреннем кармане лежало кое-что еще: мягкое, тканевое, свернутое в комок. Он не стал доставать неожиданную находку при милиционере, но, кажется, догадался об ее природе.
Не давая менту паспорт в руки, Дима позволил ему переписать свои данные, включая место регистрации. В ходе чистописания милиционер вдруг резко спросил у слегка расслабившегося журналиста:
– Где вы находились в момент убийства?
Репортер вздрогнул и приказал себе собраться.
– А в котором часу было совершено убийство, товарищ лейтенант? – вкрадчиво переспросил он.
Милицейская «покупка» не прошла, что лейтеху отнюдь не смутило. Не отвечая на вопрос, он задал новый:
– Что вы делали с момента, как сели в поезд? – и вперился Диме в переносицу тяжелым взглядом.
– Здесь съемочная группа едет, как вы, наверное, уже знаете, – стараясь сохранять небрежный вид, молвил журналист. – По моей книге фильм снимают...
Выражение хмурого скепсиса на милицейском лице было ему ответом, и Дима продолжил:
– Поезд отправился по расписанию, в двадцать три часа тридцать три минуты. Где-то в полночь мы, вся группа, то есть те, кто ехал в этом вагоне, уселись за импровизированный стол в купе Елисея Ковтуна, линейного продюсера фильма. Немного выпили, закусили... Приблизительно без четверти час я пошел спать.
– Кто оставался к тому моменту за столом?
– Точно не помню, но режиссер Прокопенко и Ольга Волочковская уже ушли.
На самом деле Дима хорошо помнил, кто в тот момент еще сидел в купе – продюсер Ковтун, герой-любовник Кряжин, оператор Старообрядцев и актриса Царева. И, совершенно точно, там находилась Марьяна – не запомнить было бы невозможно, потому что в последние два-три дня она вдруг начала оказывать журналисту знаки внимания. Вот и вчера уселась с ним рядом, и смеялась его шуткам, и пару раз поглаживала по руке, и прижималась под столом бедром. Словом, использовала весь арсенал женских соблазняющих уловок, накопленный к собственному восемнадцатилетию. А когда журналист отправился на боковую, начала канючить: «Ну, Димочка... Ну не уходи... С тобой так весело!» – вызывая ревнивые взгляды со стороны Кряжина, который, похоже, имел собственные виды на то, как провести последнюю ночь в северной экспедиции...
А разрешила коллизию Марьяна вскоре самолично, явившись в купе журналиста с шампанским и парой стаканов. Кстати, во сколько сей сладостный визит начался? Дима тогда не посмотрел на часы, но ощущение было, что до визита поспать ему удалось от силы десять минут.
– После того, как вы покинули место распития спиртных напитков, вы в собственное купе пошли? – отрывисто спросил милиционер.
– Конечно.
– Кто может это подтвердить?
– Понятия не имею.
– Значит, вы пришли сюда. А дальше?
– Практически сразу уснул.
– Один?
Взгляд милиционера настойчиво буравил Полуянова, и журналист впервые почувствовал себя с ним неуютно. Может, от того, что приходилось лгать.
– Да, один.
– Вы уверены?
«Черт! Может, Марьянка уже раскололась, что мы с ней вместе спали? Брякнула по глупости или чтобы ее менты не подозревали... А я тут о ее женской чести пекусь, джентльмен хренов! Но не менять же показания на ходу...»
– Да, я был один, – повторил, отметив про себя, что голос прозвучал, кажется, не совсем твердо.
– Ваше купе рядом с режиссерским. Что-нибудь слышали?
– Например, что?
– Вам виднее. Шум борьбы? Ссору? Голоса?
– Нет, ничего.
– Спокойно спали, и вас ничто не тревожило?
– Именно.
– А когда проснулись?
– Когда Волочковская тут в коридоре истерику устроила и стала в двери стучать.
– У вас с Волочковской неприязненные отношения?
– Отчего же? Самые что ни на есть приязненные.
