Потом она связалась со здешней мафией и серьезно подсела на наркоту. Она стала агрессивной и грубой. Однажды она ввалилась домой под кайфом и потребовала у меня деньги, много денег. Мы еле концы с концами сводили, и когда она получила отказ, разразилась страшными ругательствами. Я понял, что потерял ее, навсегда. В ту же ночь собрал чемоданы и уехал на попутке в Лос-Анджелес…
Пауку стало тепло, расхотелось бежать в город.
— Я купил отличную гитару из темного дерева, — продолжал мужик-мистификатор, — где-то в Ист-Сайде. Каждый уважающий себя хиппарь должен уметь играть на гитаре, ну, ты понимаешь. Я отправился на западное побережье, давая импровизированные концерты в каждом городке. Пел я в основном из репертуара Дилана и Пресли, кое-что из Роллингов; прямо на тротуаре сидел и пел, за что был неоднократно бит полисменами и криминальными группировками. Правда лупили меня мало, ведь миром тогда правили 60-е, народ с упоением слушал меня. Не у каждого есть деньги на концерт и, думаю, Дилан на меня не обидится: я делал правое дело. А слушали такие же как я, из мещанских семей, стояли в обнимочку, пританцовывали, подкидывали доллар-другой, а потом шли дальше по своим делам.
Постепенно я вошел во вкус, уже сам начал сочинять и играть. Не хочу хвалиться, но людям нравилось. Это тоже Боб? — спрашивали они меня. Да, говорю, из нового альбома. Надо купить, говорили они.
Я ночевал в отелях. В каждом городе проводил в среднем неделю. В некоторые заезжал не раз, меня начинали узнавать. Нет, о карьере артиста я не думал, я вообще ни о чем не думал, старался получить от жизни максимум удовольствия. Не припомню, в каком это было штате, но тогда я проел свои последние сбережения, и предыдущая неделя выдалась на редкость неудачной. Пытаясь заглушить голод, я горланил новую песню собственного сочинения, которую набросал накануне вечером. Какой-то похожий на итальянского дона малый поинтересовался, чья это песня, я ответил, что Роллингов, совсем новая. Он прикатил на роскошной тачке, на черном мустанге с хромированными ободами. Сразу видно, при деньгах. Я не мог упустить такой возможности, неистово пел ему свои старые хиты, я был словно человек-оркестр, дул в гармошку, бил в бубен. А он стоял и слушал, руки в карманы.
— Врешь, — говорит, — Джаггер такие вещи не сочинял.
Я не знал, что ему сказать. Потом я придумал вот что:
— Можно подумать, вы лично спрашивали его об этом.
— Нет. Но без моего согласия у них сейчас не выходит ни один альбом. Они знакомили меня с проектом. Среди подборки этой песни нет, как впрочем и остальных тоже.
Мне не хотелось смотреть ему в глаза. Помню, на автобусной остановке стоял невероятных размеров негр и буквально поедал нас своими глазищами. На улице почти никого не было, солнце припекало, жара, градусов 30, публика морилась в кафетериях, только шныряли вездесущие пенсионеры.
— Вот что, — говорит, — Держи. Надумаешь — позвони. У тебя есть будущее. Он бросил мне в кепку сто баксов и визитку.
Повторяю, я вовсе не собирался становиться еще одной долбанной рок-звездой, из тех, что катаются на лимузинах и снимают забесплатно девок. Мне просто нужны были деньги. Этот пижон оказался крупным воротилой в одной известной звукозаписывающей фирме. Звали его Фредерик Смит. Он предоставил мне студию и музыкантов, поселил меня в хорошей гостинице, а я продал ему права на десять своих баллад. Короче, мы заключили контракт. Наверно этим росчерком, своей подписью я предал все свои юношеские идеалы. Три месяца мы напряженно записывали одну дорожку за другой, сводили звук и репетировали. Диск вышел через месяц, а музыка содержащаяся на пластинке позиционировалась как фолк-рок. Я отправился в турне по стране. А ведь у меня даже не было американского гражданства. Но Фредди все уладил, так что проблем с властями не возникло.
— Вы выступали на Вудстоке?! — подпрыгнул Паук.
— Сейчас не припомню, много я концертов давал. Но название вроде знакомое.
— Ничего себе…. Так это ж самый известный рок-фестиваль в мире!
Пару секунд мистификатор размышлял, потом сказал:
