Жавьен, кажется, разозлился. Его движения стали резкими. Он поднял стакан с водой и протянул мне.
— Пей! — было сказано приказным тоном.
— Нет! — сама не знаю, откуда во мне взялась такая злость.
А потом я сделала величайшую в своей жизни глупость: попыталась пройти мимо мужчины в ванный отсек. Он перехватил меня, но я решила сопротивляться. Тоайто не собирался меня бить, наверное, он просто хотел уложить меня обратно на койку, потому что… да, я была неадекватна, я просто сорвалась от обиды и отчаяния.
Но нога подвернулась, и я не удержала равновесия. Жавьен попытался было меня поймать, но не успел. Со всей силы я ударилась спиной о краешек кровати, и перед глазами пошли черные полосы, а от боли перехватило дыхание. Я застонала, но пошевелиться не смогла, при малейшей попытке всю спину охватывало огнем.
— Шэй, глупая ты девочка. — Тоайто выругался. — Не шевелись.
Д я и не собиралась, у меня вообще все мысли из головы исчезли, кроме желания сдохнуть прямо здесь и ничего не чувствовать! Потом я почувствовала укол в шею, и опять отключилась. Тотальное невезение какое-то. Чем я его заслужила?!
* * *
— Шэй, проснись.
Голос принадлежал не Грегу, а значит, можно было не открывать глаза. Я не хотела вновь видеть Тоайто, я хотела забыть обо всем, спать, не чувствовать тоски по дому, Грегу и детям.
— Я все равно разбужу, но лучше, если ты проснешься сама. Время принять лекарство.
Лекарство? Я резко открыла глаза.
И сразу же зажмурилась — свет яркой лампы на потолке ослепил.
— Нет-нет, вставать пока не надо, — предостерег меня мужчина. — Ты повредила спину, когда падала. Ближайшие два дня проведешь в этом кресле.
— Не-е-ет, — простонала я и несколько раз ударилась затылком о спинку. А чтоб наверняка!
Зато мне не больно. При воспоминании о боли, когда я ударилось, мурашки по коже бегали. Пусть я практически жестко зафиксирована на несколько дней, хотя бы ничего не болит. Хотя, может, оно и к худшему. Когда есть физическая боль, на терзания не остается времени.
— Вот пульт управления, — мне в руку сунули небольшой цилиндр. — Разберешься. Здесь есть подача воды, даже душ и все прочее. Я не буду тебе мешать, только принесу поесть. И Шэй, рекомендую хорошо подумать над ситуацией. Посмотри, к чему привело твое упрямство. Ты можешь быть счастливой, а выбираешь опасное сопротивление.
— Да? Счастливой я была с Грегом и детьми. Ладно, положим, Грега вы восприняли как похитителя. Но вы действительно считаете, что забрать меня от ребенка — сделать счастливой? Вы не можете быть так глупы, Жавьен, раз имеете такую власть и такое состояние. Вы наверняка за мной следили и видели, счастлива я, или нет.
Он хотел было что-то сказать, но я не дала. Что было удивительно для меня.
— Делайте, что хотите. Увезите меня к родителям, сотрите память, насилуйте, привязывайте, только не делайте вид, будто хотите мне добра, потому что мы оба знаем: все, чего вы хотите, это извлечь выгоду. Какую? Не знаю. Но вы гоняетесь за совершенно бедной и больной девушкой по всей галактике. Наверное, я вам очень нужна.
Проникновенная вышла речь, сама от себя такой не ожидала. Прав был Грег, смелею. А может, это сродни поведению зверя, загнанного в угол. Куда мне деваться? Одна дорога, с Жавьеном. И я не уверена, что хочу по ней идти.
Тут бы мне остановиться, но куда там…
— Знаете, я придумала! Сломайте мне спину совсем. Я буду беспомощная и спокойная. Идеальная жена.
— Я подумаю, — со злостью бросил Тоайто, прежде чем выйти.
* * *
Я почувствовала посадку всем телом.
Даже спустя несколько дней полета, когда Тоайто заходил лишь чтобы молча принести ужин и мельком взглянуть на экран диагноста, я чувствовала напряжение и боль в спине. Из адского кресла меня выпустили, но заставили надеть жесткий корсет, поддерживающий спину и шею в правильном положении. Корсет этот был шибко умный, и даже согнуться толком не давал. Да что там не давал — он начинал светиться и издавать сигнал тревоги, думая, будто со мной что-то не так.
В общем, тоскливее настроения у меня еще не было. И я постепенно скатывалась к тому состоянию, в котором меня забирал Грег. Даже несмотря на то, что транквилизаторами меня никто не пичкал.
