— Вот! Я же говорю — сидит и молчит, — пискнула у меня из-за плеча Светка. Прямо привидение какое-то! Любовь и Благодарность, чур меня, чур!
— Где ж он молчит, он вон как глаголом жжет, прямо пламенный трибун, — недоверчиво ответила я.
— Так все равно ничего ж не понятно, а так-то он стрекочет не переставая, простодушно объяснила Светка. Уж эти мне блондинки…
— Так иностранец, вот и чешет по-иноземному, — предположила я. — Ду ю спик инглишь? Парле ву Франсе? Шпрехен зи дойч?
Мужчина в черном охотно откликнулся, только я все равно ничего не поняла. Вроде по звучанию похоже было на немецкий, но ни одного слова толком не разобрать. Одно было ясно: это не русский язык!
— Точно, иностранец, — заключила я. — Однозначно.
— Откуда иностранец у меня на кухне??? — вытаращила глаза Светка. — В закрытой квартире, ты забыла???
— Свет! Нужно подумать, — решила я. — Давай мы ему пока рот заткнем, а?
— Кляпом? — охнула Светка. — Ну ты лиха, мать! Вон кухонное полотенце, подойдет?
— С ума сошла, — тяжко вздохнула я. — Какой, на фиг, кляп? Ты что, в контрразведке практику проходила? Иностранцу — и кляп? Международных осложнений хочешь?
— Я вообще не хочу никаких осложнений! Любовь и Благодарность, господи спаси, — плачущим голосом проканючила Светка. Вероничка, что делать, а?
— Я ж говорю, рот затыкать! Чем мужчинам обычно рот затыкают?
— Поцелуем, да? — с облегчением догадалась Светка, истинная блондинка и любительница «Дома-2» и передачи «Давай поженимся».
— Это нам, дамочкам, рот поцелуем затыкают, — утомленно ответила я. — А мужчинам рот затыкают едой. У тебя есть еда?
— Еда? Кажется, есть, — растерялась Светка. — Вчерашний борщ, там, в холодильнике.
— Борщ — это хорошо. Доставай, — распорядилась я.
В скором времени иностранец уже истово орудовал ложкой, воздавая должное Светкиному борщу, а мы с ней удалились в комнату держать совет, не выпуская дверь в кухню из поля зрения.
— Свет! Ты вот говорила, что с Волшебным Горшочком упражнялась, — начала я. — А что ты с ним делала?
— Я? Да ничего. Ты же сказала экспериментировать — вот я и пробовала. Я совсем немножко!
— Давай вспоминай! — Я нетерпеливо ткнула ее локтем. — Что ты туда складывала? И с какой целью?
— Я не помню, — заныла Светка. — У меня от всех этих переживаний начисто память отшибло, не до этого мне…
— Небось Славика манкой приманивала? — выдала гипотезу я.
— Нет! Никакого и не Славика! — возмутилась Светка. — Я формулу Абсолютной Любви придумывала!
— Чего? — изумилась я. — Ты — и формулу? Мама моя… Да кошки Куклачева больше в химии понимают, чем ты! С чего тебя на формулы-то потянуло, детка?
— Я фильм как раз посмотрела, там граф Калиостро формулу любви выводил, — стала вспоминать Светка. — Он там такой душка, только несчастный очень… Он в Марию влюбился, а она…
— Не отвлекайся! — строго сказала я. — Посмотрела ты фильм, и что?
— А тут твой Горшочек… Ну, я думаю — дай попробую. Я же все равно в это не верила, отчего же не попробовать?
— Ага, — тряхнула я головой, в который раз пытаясь постигнуть невероятную логику блондинок. — И что ты положила в Горшочек?
— Ну, что под рукой было. Валерьянку. Конфетку «Рафаэлло». Листочек от кактуса отломила. Корицы насыпала. Печатку серебряную бросила, я ее Славику на день рождения купила, но теперь-то дарить некому, ну я и бросила. Рисом посыпала, чтобы образ, значит, нарисовался. Водички плеснула. Таблетку гидропирита туда… Оно зашипело так, забурлило, я испугалась и закрыла крышкой. И спать пошла. Все…
— Ты на кухне колдовала? — уточнила я.
— Ну… А потом я проснулась от того, что на кухне загремело. Я встала — и туда. А там этот Летучий Голландец ложку уронил. Я ему как заору: «Стой, руки вверх! Стрелять буду! Имя, явки, пароли!» А он молчит. Ну, я тебе звонить. А дальше ты знаешь.
— Поздравляю тебя, подруга! Да ты королева алхимиков! — заржала я. — Это ты гомункулуса материализовала!
— Гомо… чего? Он что, не той ориентации, что ли? — ахнула Светка.
— Сама ты не той ориентации, — продолжала веселиться я. — Гомункулус — это такой человечек, его в колбах средневековые алхимики синтезировали. Тоже, как ты, всякую дребедень смешивали и смотрели, что получится. А ты талантливая, мать! Надо же, с первого раза — и получилось!
