Я промычал:
— А-а…
— Раз, два, три, — сказал Бубба.
— Господи, — сказала Энджи.
— Хорош ломаться, — сердито прошипел Бубба. — Или мы идем, или валим отсюда. Прямо сейчас. Ну?
Я достал из кобуры за спиной пистолет и снял его с предохранителя. Вытер о джинсы ладонь.
— Идем, — сказала Энджи.
— Идем, — сказал я.
— Если вдруг разделимся, — сказал Бубба, — увидимся в городе.
Он взялся за ручку люка. На его лице играла широкая улыбка.
— Как же меня все это радует, — прошептал он.
Я удивленно поднял брови и покосился на Энджи. Она крепче сжала револьвер, силясь унять дрожь в руках. Бубба распахнул люк.
Нашим взорам предстала белая каменная лестница — полтора десятка ступеней, круто спускавшихся вниз и упиравшихся в стальную дверь.
Стоя перед распахнутым жерлом люка, Бубба опустился на колено, прицелился из винтовки и дал очередь в верхний и нижний углы дверного косяка. Пули заколотили по стали, подняв фонтан желтых искр. Грохот поднялся оглушительный.
Окна брызнули осколками. Из проемов выглянули стволы. Они смотрели прямо на нас. Мы пригнулись. Бубба в мгновение ока сиганул вниз лестницы и ударом ноги снес дверь с разбитых петель.
Мы кубарем скатились за ним. Из окон доносился грохот пальбы. За дверью открывался бетонный коридор, по обе стороны которого располагались другие двери.
Он был залит светом, и я сдернул с глаз очки, оставив их болтаться на шее. Энджи поступила так же. Мы стояли оглушенные, ошеломленные, почти ослепленные безжалостным ярким светом, и непроизвольно моргали.
Из дверного проема примерно в десяти ярдах справа от нас появилась невысокая женщина. Я успел разглядеть ее стройную фигуру, темные волосы и направленный на нас пистолет, и в тот же миг Бубба нажал на спусковой крючок своей М-16, и у нее на груди расцвело красное пятно.
Пистолет выпал у нее из рук, она осела вниз в дверном проеме, умерев еще до того, как ее тело коснулось пола.
— Ходу! — сказал Бубба.
Он ногой открыл ближайшую к себе дверь, за которой оказался пустой кабинет. На всякий случай Бубба вкатил туда гранату со слезоточивым газом и захлопнул дверь.
Мы остановились возле дверного проема, в котором лежала убитая женщина. Это была спальня — маленькая и тоже пустая.
Бубба ткнул мыском тело:
— Узнаете ее?
Я покачал головой, а Энджи кивнула:
— Это та самая девица, которую мы видели на снимках вместе с Дэвидом Веттерау.
Я посмотрел на мертвую внимательнее. Голова у нее запрокинулась назад, глаза закатились, на подбородке осели капли крови. Но Энджи была права.
Бубба подошел к двери напротив. Вышиб ее одним ударом и направил внутрь винтовку, готовясь стрелять, когда я подскочил к нему и с силой стукнул по стволу снизу вверх.
На металлическом кресле сидел бледный мужчина с залысинами. Левое запястье у него было примотано толстой желтой веревкой к подлокотнику. Изо рта выглядывал служивший кляпом синий резиновый мячик. Правая рука оставалась свободной, и с нее свисали обрывки желтой веревки; наверное, еще до нашего прихода он сумел как-то сбросить с нее путы. Он был примерно моего возраста. На правой руке у него не хватало указательного пальца. На полу возле кресла лежал моток изоленты, хотя ноги ему почему-то не связали.
— Уэсли, — сказал я.
Он закивал. В глазах его читались ужас и непонимание.
— Давай его освободим, — сказал я.
— Нет, — сказал Бубба. — Рано. Освободим, когда с остальными разберемся.
Я посмотрел назад, на лестницу. Всего десять ярдов.
— Но…
— Слишком рискованно, — сказал Бубба. — И мои, блин, приказы не обсуждаются.
Уэсли засучил ногами по полу и затряс головой. В его глазах стояла немая мольба.
— Черт, — сказал я.
Бубба развернулся, глядя на следующую дверь в нескольких футах дальше по правой стороне коридора.
Он сказал:
— Ладно. Делайте все, как я скажу. Патрик, ты…
Дверь в конце коридора распахнулась. Мы резко развернулись к ней. Диана Борн не вошла, а словно бы вплыла в коридор. Руки она держала высоко поднятыми, а ногами не касалась пола. Скотт Пирс стоял за ней, одной рукой держа ее за талию, а другой прижимая пистолет к ее затылку.
— Оружие на пол, — сказал Пирс. — Или она умрет.
