— Эзра, я постараюсь исправить свою ошибку — сказал я напрямик.
— Да уж хорошо постарайтесь — тихо пробурчал эконом и ушел по своим делам.
Когда окончательно рассвело, я зашел в дом, Гифти неслышно прокралась следом, и мы вдвоем принялись возиться на кухне, от этой привычной суеты пришло какое-то успокоение и уверенность что все будет хорошо.
Я долго ждал ее, но она видно разоспалась после тяжелой тренировки, и вот, все же раздались еле слышные шаги. Она показалась босая, замотанная в полотенце и какая-то испуганная, не помню как мы оказались в объятиях друг друга, обнимаясь так что казалось вот-вот сольемся в единое целое. Потом она разрыдалась, но это были слезы облегчения, где-то глубоко внутри меня жег стыд, что я допустил все это, что меня не было рядом.
— Ты сам пришел? — с запоздалой строгостью спросила она.
— Сам. Дурак я.
— Да! Дурак! Редкостный. — и она вновь прижалась в объятии.
Моя заклятая половинка простила меня и была мне рада. Судьба все же сжалилась надо мной и дала еще один шанс.
Мы зажили как раньше, она стала пропадать на работе — у послов шли одни мероприятия за другими, то «Русская неделя», то «День Тропеза», то «Дни Хинской культуры», то еще что-то и все требовало ее присутствия. Дать консультацию, помочь с организацией, проследить, чтобы арендованное для мероприятия имущество было возращено без «жучков» и «маркеров» и еще много-много чего. А еще Шур и Синоби даже не думали делать скидку на ее загруженность, и брались за нас, как только у них появлялось свободное время. Так пролетела осень, Ара-Лин каждый день, несмотря на все дела, списывалась с отцом и Ронаном, у них у обоих был полный штиль. Ронан выполнял свое обещание и безвылазно сидел в «посольском гетто». ЕвСы всех послов недружественных, а вернее, неподчиненных планет разместили на одном острове, создав маленькую многонациональную колонию дипломатов, что позволяло держать шибко любопытных и активных иностранцев «под колпаком» и контролировать их личные и даже информационные контакты.
Все было хорошо и, по большому счету, тихо и спокойно. Первые две-три пятидневки после моего возвращения я боялся, что Ара-Лин сорвется и выскажет мне все, что думает обо мне и моем поступке, но нет, время шло, а моя половинка, мой свет и моя жизнь, ни намеком, ни взглядом не напомнила о моей глупости и предательстве, как будто ничего и не было. Сказать, что я был благодарен за такое «беспамятство», значит, ничего не сказать.
Осень пролетела как один день, когда счастлив, время летит быстро.
Ара-Лин почти полностью восстановилась, и уже ходила легко и не заваливаясь в любом темпе. Общую раскачку и нео-йогу она сменила на боевые тренировки, начиная вновь с азов, со стоек и основных ударов. А еще вернулась к танцам… Все бы ничего, но в партнеры она взяла Эфенди, донжана, которому дала ген-материал и у которого росла дочь, их общая дочь. Когда они тренировались, я разрывался от противоречивых чувств. С одной стороны это было потрясающее зрелище, они были красивой и слаженной парой, а Эфенди замечательным партнером прикрывавшим все огрехи, о том, что им что-то не удалось или Ара-Лин допустила ошибку, я узнавал только из их разговоров. С другой стороны — я мучительно ревновал, и это было очень странно, ведь к тому же Синоби не было ревности, я боялся что он может опять ей навредить, но когда стало ясно, что он действительно изменился и стал спокойнее, я тоже перестал переживать. Вольф меня раздражал покровительственным отношением к ней, оно было на грани пренебрежения «Малыш…, девочка моя…», ей уже не семнадцать лет, а он этого не замечал, ну да ладно, Ара-Лин это воспринимала спокойно, и я свое мнение держал при себе. Грюнд… ревновать к Грюнду? Смешно.
Я ревновал к донжану, это вообще «дурной тон», а если учесть, что они лишь танцевали и разговаривали… В их четвертую встречу-тренировку я понял в чем дело — Ара-Лин искренне радовалась ему, ей было очень хорошо с ним, и они понимали друг друга с полу-взгляда. Она так не радовалась ни Синоби, ни Вольфу, а такое полное понимание было только со мной и, может быть, с Ронаном. Я как мог скрывал свои чувства, но для нее я всегда был открытой книгой, она знает меня лучше чем я себя сам. Как-то она спросила.
