Существовала и другая причина. В древних манускриптах Дома Синанджу говорилось, что белый человек, чудом избежавший смерти и ставший после многих лет упорной работы Мастером Синанджу, войдет в историю как самый великий Мастер, потому что он больше, чем человек: он земное воплощение Шивы-Дестроера, бога Разрушения, Чиун верил, что Римо именно тот человек. Сам Римо считал это несусветной чушью, но ничего не говорил Чиуну, не желая огорчать старика.
Римо продолжал молчать, и тогда Чиун сказал:
– Надуться и молчать – проще простого, но это не ответ.
– Я могу повторить еще раз то, что уже сказал, но ты не хочешь слушать.
– Лучшие годы жизни, самые духовно просветленные годы я положил на то, чтобы вдохнуть мастерство Синанджу в твою душу, а теперь ты стыдишься его!
– Я не стыжусь.
– Тогда как же ты можешь называть ремесло Синанджу убийством? Простым убийством. Автомобиль может убить. Можно разбиться при падении. Можно отравиться грибами. Вот это все убийства. А мы не убиваем.
– А что же мы тогда делаем? – спросил Римо.
– В английском языке нет подходящего слова. В том, какое есть, отсутствует величие.
– Нет, оно самое подходящее, – упрямо заявил Римо.
– Вот уж нет, – Чиун даже сплюнул. – Я отказываюсь играть роль гриба. Может, ты гриб, а я нет и никогда им не стану. Я согласился учить тебя, несмотря на то, что ты белый. И никогда не стыдился этого.
– Ты постоянно напоминаешь об этом, папочка.
– Ты сам начал этот разговор. Так вот: не придавая никакого значения тому, что ты белый, я передал тебе все свое знание, я поделился с тобой всеми секретами Синанджу.
– Ты просто не нашел в Синанджу более подходящей кандидатуры. Вот почему связался со мной. Поначалу ты собирался научить меня паре приемов, заработать на этом мешок золота и укатить домой. Но ты задержался, и я знаю почему. Ты увидел, что я именно тот человек, который может постичь ваше ремесло. Человек из нашего времени. Не из эпохи Мин или Фу или любой другой династии – от Персии до великих японских правителей. Человек сегодняшнего дня. Я. Единственный, кого ты нашел.
– Всегда старался не думать о том, что имею дело с неблагодарным белым. Я передал тебе то, что даровано от века одному только Дому Синанджу, – торжественно проговорил Чиун.
– И я прилежно учился и все постиг.
– Так как же тогда ты можешь называть наше ремесло... таким словом?
– Убийством? – спросил Римо. – Но ведь мы убиваем.
Чиун в отчаянии прижал руки к груди, Римо произнес-таки это мерзкое слово. Кореец отвернулся от взбунтовавшегося ученика.
– Убиваем, – повторил Римо.
– Неблагодарный, – сказал Чиун.
– Убиваем.
– Тогда почему ты это делаешь? – спросил Чиун.
– Делаю, вот и все, – ответил Римо.
Чиун всплеснул руками – очень изящными, с длинными ногтями.
– Понятно. Действие без всякого смысла. И как мне бедному теперь считать – ты что, делаешь это для Дома Синанджу или для меня?
– Прости, но...
Римо не дано было закончить фразу: Чиун заткнул уши. Пришло время оскорбиться по-настоящему, и Чиун так и поступил. Перед тем, как отойти к окну, из которого открывался прекрасный вид, на фоне которого его обида была бы еще заметнее, он произнес только одну фразу:
– Никогда больше не употребляй этого слова в моем присутствии.
Чиун уселся перед окном в позе лотоса, спиной к Римо и к самой комнате, голова в полном равновесии с безупречным позвоночником, на лице – сосредоточенное выражение безмятежного спокойствия, полный уход в себя. Да, это было величественное проявление обиды. Но в конце концов он Мастер Синанджу.
И только услышав, как захлопнулась дверь номера, Чиун вспомнил, что шеф КЮРЕ просил кое-что передать Римо.
– Я заеду в гостиницу, мне нужно повидаться с ним, – сказал Смит.
– С восхищением будем ожидать вашего появления, о, император, – пропел Чиун.
– Передайте Римо, чтобы он подождал меня.
– Ваши слова навечно запечатлятся в моем сердце, – пообещал Чиун.
– Могу я надеяться, что вы передадите ему мои слова?
– С той же точностью, с какой солнце возвещает весенним цветам о своем приходе, – заверил его Чиун.
– Это означает “да”? – поинтересовался Смит.
– Разве солнце восходит утром, а луна – ночью, о, император? – спросил в свою очередь Чиун.
