Мысли Эдварда остановились: какое-то ужасное мгновение он не мог вспомнить, как ее зовут. Затем его осенило: Сильвия. Конечно, Сильвия. Он провел наедине с ней совсем немного времени, но убедился, что партия девушке приятна. Он спросил ее напрямик, вызывают ли у нее отвращение его оспины. Она сказала, что нет. Эдвард сжал пальцы в кулак. Было ли это правдой? Или она солгала по поводу оспин, и он был одурачен так же, как в прошлом. Девушка вполне могла ответить ему то, что он хотел услышать, и он не сможет сейчас выяснить ее истинное отношение. Но какой у него выбор? Быть неженатым и бездетным всю оставшуюся жизнь из-за страха возможной лжи? Такая судьба была для него неприемлема.
Эдвард сцепил руки и провел пальцем по коже. Он все еще держал носовой платок. Мгновение он смотрел на него, потирая ткань большим пальцем, затем аккуратно сложил платок и положил на стол.
Он вышел из комнаты большими шагами, собака следовала за ним по пятам.
Прибытие Анны домой в великолепной карете вызвало ажиотаж в доме Ренов. Она видела бледное лицо Фэнни, маячащее между занавесками гостиной, когда кучер остановил лошадей около дома. Она подождала, пока лакей опустит вниз откидные ступеньки, а затем смущенно вышла из кареты.
– Спасибо вам. – Анна улыбнулась молодому лакею. – И вам тоже, Джон, – сказала она кучеру. – Я сожалею, что доставила вам всем столько беспокойства.
– Никакого беспокойства, мэм. – Кучер коснулся кончиками пальцев края своей круглой шляпы. – Мы рады доставить вас домой целой и невредимой.
Лакей прыгнул на запятки кареты, кучер, кивнув Анне, гикнул на лошадей. Едва карета отъехала, матушка Рен и Фэнни, спотыкаясь, выбежали из дома, чтобы засыпать ее вопросами.
– Граф отправил меня домой в своей карете, – объясняла Анна, когда шла по дорожке в дом.
– Ну и ну, какой добрый человек! – воскликнула ее свекровь.
Она подумала о способе, которым граф приказал ей взять карету. «Вполне». Она сняла шаль и шляпку.
– Значит, вы видели самого графа, мэм? – спросила Фэнни.
Анна улыбнулась девочке и кивнула.
– Я никогда не видела графа, мэм. Какой он из себя?
– Он такой же мужчина, как любой другой, – ответила Анна. Но она не была уверена в собственных словах. Если граф такой же, как любой другой мужчина, тогда почему она испытывает такое странное желание провоцировать его на спор? Никто из знакомых ей мужчин не вызывал у нее желания бросать им вызов.
– Я слышала, что у него на лице ужасные следы от оспы.
– Фэнни, дорогая, – воскликнула матушка Рен, – внутренний мир человека гораздо более важен, чем его внешняя оболочка.
Они все обдумывали это благородное замечание некоторое время. Фэнни наморщила лоб, размышляя над услышанным.
Матушка Рен откашлялась.
– Я слышала, что оспины у него в основном на верхней половине лица.
Анна подавила улыбку.
– У него действительно есть оспины на лице, но на самом деле они не очень заметны. Кроме того, у него красивые густые черные волосы, выразительные темные глаза, его голос очень привлекателен, даже красив, особенно когда он говорит тихо. Он довольно высок, с широкими мускулистыми плечами. – Она резко остановилась.
Матушка Рен странно на нее посмотрела.
Анна стянула свои перчатки.
– Ужин готов?
– Ужин? О да, ужин должен быть готов. – Матушка Рен прогнала Фэнни на кухню. – У нас есть пудинг и чудесно зажаренный цыпленок, который Фэнни купила по довольно выгодной цене у фермера Брауна. Она, знаешь ли, оттачивала свои навыки заключения сделок. Мы решили этим угощением отпраздновать твое трудоустройство.
– Как мило. – Анна начала подниматься по ступеням. – Я переоденусь.
Матушка Рен положила ладонь ей на руку.
– Ты уверена в том, что делаешь, моя дорогая? – спросила она тихим голосом. – Иногда у леди определенного возраста возникают… ну, мысли о джентльменах. – Она помедлила, затем сказала порывисто: – Он не нашего класса, ты знаешь. Это только приведет к боли.
Анна опустила глаза на хрупкую старую ладонь на ее руке; затем медленно улыбнулась и посмотрела вверх.
– Я вполне осознаю, что какие-либо отношения личного характера между лордом Свартингэмом и мной неуместны. Нет необходимости об этом беспокоиться.
