В ногу! - страница 11

Оптик сделал жест, предававший расфранченного коммивояжера полному забвению, и обратился к Красавчику Мак-Грегору. Он заговорил по-французски, а человек на стуле погрузился в беспокойную дрему.

— Я подобен Наполеону, — повторил пьяница, снова переходя на английский, и в его глазах показались слезы. — Я беру у этих шахтеров деньги и ничего не даю им взамен. Я продаю их женам очки по пять долларов, а мне они обходятся в пятнадцать центов. Я шагаю по этим скотам, как Наполеон шагал по Европе. Не будь я дураком, я был бы олицетворением порядка. Я подобен Наполеону и, как он, презираю людей.

Эти слова пьяного не выходили у юного Мак-Грегора из головы, толкали на размышления. Не понимая скрытой в них философии, он, однако, в своем воображении оказался пленен легендой о великом французе, и его ненависть к хаотичной бессмысленности жизни получила своеобразную точку опоры.

Вскоре после того как Нэнси Мак-Грегор открыла булочную, началась очередная забастовка, погубившая ее торговлю. Снова шахтеры без дела шатались по улице. Они приходили в булочную и просили Нэнси Мак-Грегор отпустить хлеб в долг. Красавчик Мак-Грегор встревожился. Он видел, что деньги его отца уходят на хлеб, который бесплатно раздается шахтерам. Однажды вечером он встретил одного из должников, который, с трудом держась на ногах, проходил мимо булочной. Тогда мальчик запротестовал.

— У них есть деньги на то, чтобы напиваться, — сказал он, — так пусть же они платят за хлеб!

Но Нэнси Мак-Грегор продолжала торговать хлебом в долг: она не переставала думать о женах и детях несчастных рудокопов. К тому же она слыхала, что правление угольной компании собирается выгнать бастующих из домов.

«Я сама была женой шахтера и до конца останусь на их стороне», — решила она.

Однажды в булочную пришел управляющий шахтами. Он оперся о прилавок и заговорил с Нэнси. Норман Мак-Грегор стоял рядом с матерью и слушал.

— Надо положить этому конец, — говорил управляющий копями, — я не потерплю, чтобы эти скоты разоряли нас. Я требую, чтобы вы закрыли булочную на время, пока не кончится забастовка. В противном случае я сам закрою ее. Это здание принадлежит нам. Они не оценили того, что сделал ваш муж, и я не понимаю, почему вы собираетесь разорить себя ради них.

Нэнси посмотрела на него и ответила глухим, решительным голосом:

— Они считали моего мужа безумцем, и он действительно таким и был, — ответила она. — Но он потерял рассудок только после того, как гнилые балки в шахте рухнули и изувечили его. А потому не они, шахтеры, а вы виноваты в том, что случилось с моим мужем.

Сын прервал ее.

— А я полагаю, что управляющий прав, — заявил он, облокачиваясь на прилавок возле матери и глядя ей в лицо. — Шахтеры вовсе не желают улучшать положение своих семей. Им нужно только побольше денег на виски, и мы не станем выбрасывать деньги для того, чтобы они могли набивать себе брюхо. Мы закроем булочную. Они ненавидели моего отца, а он ненавидел их. И я тоже не меньше его ненавижу их.

Красавчик следом за управляющим вышел за дверь, запер булочную и спрятал ключ в карман. Затем он с черного хода вернулся в булочную, где его мать сидела на ящике и плакала.

— Пора мужчине взять в руки это дело, — сказал юноша.

Нэнси Мак-Грегор и ее сын сидели в булочной и глядели друг на друга. Рудокопы подходили к дверям, пробовали ручку и ворча уходили. Весть быстро разнеслась по холму:

— Управляющий копями закрыл булочную Нэнси Мак-Грегор, — передавали друг другу женщины.

Грязные дети, валявшиеся на полу, поднимали вой: их жизнь стала цепью непрерывных ужасов. Если проходил день и ничего ужасного не случалось, они ложились спать счастливыми. Но каждый вечер, когда шахтер и его жена стояли у дверей, переговариваясь шепотом, они ждали, что их уложат спать голодными. Зачастую их отец рудокоп возвращался пьяным домой и бил мать, и тогда дети дрожали от страха, лежа в постели.

Поздно вечером к булочной подошли рудокопы и кулаками стали колотить в дверь.

— Откройте! — кричали они.

Красавчик вышел в пустую булочную, а его мать, дрожа от страха, сидела у себя в комнате. Норман Мак-Грегор открыл дверь и вышел к шахтерам, которые гурьбой собрались на тротуаре и на грязной мостовой. Среди них была и та нищенка, которая не побоялась ругать солдат, присланных на усмирение. Чернобородый рудокоп вышел вперед и обратился к мальчику: