Сейчас город, красочный сам по себе, торжественно наряден. Повсюду реют пятицветные буддийские флажки — символ пяти заповедей веры. С «пламенем джунглей» спорят панно и плакаты. Маленькие ресторанчики и гостиницы с громкими вывесками: «Дом льва», «Отель принцессы», «Королевские обеды» — пытаются украситься по-королевски. На бечевках, протянутых на веранде и к деревьям, висят фонарики.
Фонарики — символ света, разума, знания. Они непременный атрибут праздника. Я любовался фонариками в Японии, но сейчас пальму первенства хочется вручить цейлонцам. Сколько вкуса, изобретательности! Фонарики круглые, многогранные, цилиндрические, со стенками гофрированными и гладкими. Накануне Весака идет соревнование искусников, кто лучше склеит фонарик. Клеят в каждом доме, в каждой семье. Клеят из простейших материалов — бумаги, палочек, клеят целые люстры, наращивая подвески в геометрической прогрессии: к одному фонарю четыре, к каждому из этих четырех — еще четыре… С нетерпением ждешь, когда зажжется такое дивное сооружение, мерцающее среди зелени матовой узорчатой бумагой, увешанное фестонами и лентами.
Разумеется, вечером-то и ощущаешь как следует пульс праздника. По Марадана роуд, главной улице торгового Петтаха, густо, плечом к плечу, движется толпа. Машины вязнут в ней. Фонарики-светлячки несчетными огнями встречают темноту. Среди них уличные фонари выглядят одинокими и ненужными. В сиянии электрических лампочек — лица множества будд, ленты лозунгов. Отблески играют на вдетой в нос тамилки золотой звездочке с камешком, заставляют пылать многоцветные сари.
Толпа течет неторопливо, никто не толкается, совсем не видно пьяных. Слегка коснувшись вас, цейлонец смотрит с милой улыбкой. Извиняться в данном случае, в тесноте, не требуется, и все-таки он дает вам понять, что вы сжаты в толпе не нарочно, ведь это Весак!
Мужчины, женщины, дети… Говорят, полумиллионное население Коломбо возрастает в эти два дня до двух миллионов. Все, у кого есть время и отложено хоть немного рупий, устремляются в столицу. Хватит на проезд, на горсточку гороха — и ладно. Спать можно на улице. Когда же и отвести душу бедняку, как не в дни Весака! Рупора неистовствуют. Створки ларьков распахнуты, в них пестрота дешевых сластей, разрисованных платков, рубашек, россыпь колец, подвесок в виде цветов, слонов и змей. Кому не вскружит голову феерический Весак!
В толчее очерчивается личико малыша, упоенно сосущего шоколадку. Огни Весака — это елка цейлонских ребят. Для них и свистульки, и жутко извивающиеся кобры из кусков крашеного бамбука, и целые ящики бумажных колпаков, шлемов, корон.
Люди сбиваются в плотный сгусток против высокого балаганчика с четырехскатной крышей, вытянутой кверху, как на старых храмах. Подхожу и я. Сейчас начнется представление.
Не думал я, не гадал, что встречусь с царевичем Виджайя. Вот он, собственной персоной. Темно-красный занавес поднят, и на сцену под дробь барабана и жалобы рожков выплывает, колыхаясь, ладья с индийцами. Царевич выделяется в группе воинов: он выше ростом, у него лихо закрученные усы, сверкающая золотом одежда. Ладья стукается о деревянный берег. В действие вступают зловещие косматые «якка» и дочь их владыки, которая своими чарами завоюет сердце царевича…
Куклы выструганы из дерева, костюмы их незатейливы, повторяют сочетания красного и зеленого, движения угловаты. И все же от спектакля веет тем обаянием искренности, которое всегда сопутствует народному искусству. Наряду с представлениями на сюжеты религиозные, часто в сплетении с ними, кукольный театр показывает и сцены из героического эпоса Цейлона.
На сцене белая дагоба, каменное колоколообразное строение в честь Будды. У дагобы пал ниц Сири Сангабоди, добрый сингальский царь. В его владениях страшная засуха. «Не уйду отсюда, — заявил он богам, — пока не унесет меня вода». И боги вняли мольбе, хлынул дождь, и вода подошла к дагобе. Так Сири Сангабоди спас людей от голода. Но недолго он царствовал, враги разорили страну, сам Сири Сангабоди вынужден был скрываться в джунглях. За его голову обещали награду. Много голов было снесено к трону царя злодеев. Странник, бродивший по лесу, сказал об этом Сири Сангабоди. Гибнут невинные люди! Не мог вытерпеть этого добрый царь. «На, отнеси мою голову во дворец», — сказал он и лишил себя жизни.