Позванивают колокольчики, гонги. Да, резких звуков здесь не терпят, и вы не услышите ни одного. Пушисто-мягкие прикосновения рождают, выражаясь поместному, и стебель мелодии, и ее цветы, то есть ее отделку, чарующую вас необыкновенным, прямо-таки искрящимся богатством оттенков.
Рядом со мной сидит индонезиец, столичный журналист. Я сказал ему, что мелодии Индонезии, как ни странно, гораздо ближе нам, чем, например, «японские.
— Ничего странного, — ответил он. — Япония жила замкнуто, а мы… — он развел ладони, — мы всегда открытая страна. Для всех кораблей, для всех влияний.
И в самом деле, в музыке страны, при всем своеобразии целого, есть вплетения индийские, арабские, а в современных напевах и европейские…
Вместе с нами прибыли на концерт музыканты с нашего теплохода. Они подсели к индонезийцам, грянули знакомую у нас «Песню об Индонезии». Те заулыбались и тотчас же присоединились к нашему эстрадному оркестру. Я люблю эту песню, но никогда она не звучала так трогательно.
Морями теплыми омытая,
Лесами влажными покрытая…
Земле, стонущей в рабстве, земле, обагренной кровью отцов, посвятил ее композитор Исмаил Марзуки. Патриоты пели ее на привале в джунглях, пели, шагая в бой…
Музыка просит танца, говорят здесь, просит, как дерево— птиц. И начались танцы.
Они описаны не раз, как и гамеланг, но не сказать о них я не могу. К тому же надеюсь сообщить подробности, которые читатель не найдет в книгах. Я уже упоминал про походку индонезийки: она идет, как будто не касаясь земли. Не знаю, есть ли где еще в мире такая походка. Она уже сама по себе танец.
На эстраде — танцовщица. Одета она принцессой из древней яванской легенды. Шаровары из красного бархата, оканчивающиеся пониже колен, неполная, открытая сбоку юбка, с одного края длиннее шаровар, расшитая кофта с рукавчиками до локтей, а поверх пелеринка из алого шелка, откинутая на спину. И еще два шарфа вокруг талии, желтый и зеленый, а на ногах индийского стиля браслеты, черные, с позолотой. Танцевать в таком уборе не очень-то легко, но ведь девушка в самом деле изображает принцессу. Она — Опта, дочь царя из страны Митхила. Языком танца она рассказывает, как ее похитил злой великан, как горько ей было в неволе, во дворце злодея. К счастью, боги помогли ей бежать, превратив ее в лисицу.
И тут опять пахнуло Индией. Ведь Сита — героиня эпической поэмы Рамаяна. Похищает ее Равана, глава демонов-ракшасов, а спасает из плена великий воин, победитель Рама. Но здесь, в индонезийском варианте, Рамы нет. Запев индийский, а концовка другого происхождения, присущая фольклору малайских народов. Стоит вспомнить сказки Японии, Китая о женщинах-лисицах.
Танец сложен. Мы любуемся замечательной техникой артистки, грациозной плавностью ее движений. Они так красноречивы, что сюжет в общих чертах ясен. Но, конечно, местные зрители понимают каждое «слово» пластического языка. Еще бы! Любая девушка на Яве умеет объясняться на нем, стоя на веранде, со своим кавалером, ожидающим на улице. Рука, опущенная вдоль тела означает: «хочу, чтобы ты был со мной»; сложенные ладони — просьба или молитва; ладонь, прикрывающая глаза, — слезы; похлопывания по бедру веером или рукой — печаль. Словарь профессиональной танцовщицы займет не одну страницу. Создавался он веками, как и сюжеты танца-пантомимы.
У Ситы единственный аксессуар — маска лисицы, надеваемая под конец, оскаленная, с мелкими острыми зубами, красная с золотом. Уходит милая гибкая Сита с эстрады быстро, не раскланиваясь, будто исчезает с последними всплесками гамеланга.
Ее сменяет девушка, одетая легче, в голубой блузке и длинном саронге. Движения ног скрыты. Впрочем, в индонезийском танце их роль второстепенная, главная выполняется руками. Но уж тут подвижен каждый мускул, от плеча до кончиков пальцев. У танцовщицы руки — крылья, она взмахивает ими, обегая эстраду. Значит, она летит… Это танец радости, юности. Гамеланг звенит, словно сотня серебряных колокольчиков, а один из ударников, бьющий по тромпонгу, тоненько вскрикивает: «а-ай, а-а-ай!»
Третий танец тоже яванский. На свет появился ребенок, и благословить его пришла богиня со свитой из трех девушек. Богиня стройнее и красивее своих служительниц.
