— А общественные прачечные в жилых домах строят именно в подвалах, — пробормотала я. — Раз Юры нигде нет, значит, он сам стирает свою одежду. Значит, вниз? — спросила я сама у себя.
Мне никто не ответил, а спорить самой с собой, вроде как, неприлично, да еще и психиатры проявляют особый интерес к таким явлениям, как раздвоение личности.
Из иллюминатора я смотрела вниз примерно с высоты второго этажа и поэтому я спустилась на два пролета. И увидела прямо перед собой уютненькую такую, маленькую дверь. Ничто не предвещало опасности — дверь ничем не отличалась от десятков других мирных дверей. Нажав на длинный рычаг, заменявший ручку, я шагнула вперед и в лицо мне дохнуло горячим маслом и грохотом железа. Вероятно, это был трюм — он отличался от каюты так же, как ад от рая. «Вряд ли я найду здесь место для стирки», — сомнения не помешали мне шагать вперед, в эту преисподнюю. Я сделала еще несколько осторожных шагов.
— А-а-а!!! — услышала я дикий крик. — При-и-и-видение-е-е! — голос перекрыл шум работающих механизмов и оборвался на истерической нотке.
Раздался топот ног, и я ринулась наверх. Следом реяла белая простыня, конец которой я судорожно сжимала в руках. Выскочив за дверь, я перелетела через лестничный пролет и нос к носу столкнулась с человеком, который накануне ходил с рупором.
— Что вы здесь делаете? — с расстановкой сказал он, подозрительно оглядывая мою растрепанную фигуру, задержавшись глазами на огромных трусах, которые доходили мне как раз до колен.
— Я? Кто — я? Ищу Юру! — отрапортовала я, пытаясь задрапировать вокруг себя простыню.
У меня это плохо получалось, руки ходили ходуном, но голос не подвел:
— У меня, понимаете, э-э, задание редактора: найти Юру и спросить, как он себя чувствует.
— Всего лишь? — насмешливо спросил человек, помогая мне справиться с простынной тогой. — Да вот он, ваш Юра! В прачечной. Мы ему тапочки дали! — он покосился на мои испачканные в машинном масле ноги.
Я переступила с ноги на ногу и постаралась безмятежно ответить:
— Ну раз так, пойду доложу! Да, пойду и доложу. Не бродить же мне по палубе в простыне!
— Совершенно верно подметили! А что вы делали в трюме?
— Так это трюм? А я-то думала! Я искала капитана! Мне срочно надо взять у него интервью! — четко доложила я, окончательно справившись с простыней и с эмоциями.
— Интервью? — удивился человек с рупором. — Да еще срочно? Ах, интервью? Это другое дело! А вот он, наш капитан! — он показал на невесть откуда взявшегося человека в домашних тапочках, который накануне провожал меня в каюту. — Берите! Блокнот прихватили?
— Он? Капитан? В тапочках? Это я в его трусах? Тогда почему они заштопаны? У капитанов не может быть заштопанных трусов! — отважно произнесла я.
Человек в тапках подошел к нам и очень удивился, увидев меня в простыне:
— Что вы здесь делаете? — повторил он тот же самый вопрос.
Надо сказать, что я не выношу, когда мне долго приходится оправдываться, и потому я разозлилась:
— Грибы ищу!
— Заберите, пожалуйста, свою улику! — не меняя своего спокойного тона, который, на мой взгляд, мог взбесить кого угодно, капитан протянул мне мои ручные часы, которые я, скорее всего, оставила в санузле каюты.
Я взяла часы и зажала в руке. Не буду же я, в самом деле, надевать часы на запястье, если на мне совсем нет одежды. Это уж совсем получится, как в той песенке про часы и про трусы.
Между нами повисла неловкая пауза.
— Интересно, зачем на корабле столько руководителей? Капитан, командир, — я неумело пыталась разрядить обстановку. — И кто из вас главнее?
— Никто! — ответил капитан. — Во время движения судна — я! Во время спасательных работ — Дмитрий Перов, вот он — знакомьтесь! — он показал на моряка с рупором.
— Теперь все ясно! Теперь мне совершенно все ясно! — Я повернулась, чтобы уйти, как вдруг по кораблю разнесся оглушительный крик:
— Капитан! В трюме обнаружен труп!
— Юра-а! — закричала я, бросаясь вниз по лестнице.