Вскоре она услышала, как Форестеры вышли из своих апартаментов.
Трой решила дать им время побыть наедине с Хилари, и, когда в конюшенной башне прозвонил колокол, созывавший к ужину, она все еще задумчиво смотрела на огонь. Колокол, по словам Хилари, был трофеем и находился в доме со времен разграбления монастырей Генрихом VIII. «Не напоминает ли он Найджелу о его монашеской жизни до того, как он немножечко рехнулся?» — подумала Трой.
Она стряхнула с себя мечтательную сонливость и направилась вниз в большой холл, откуда поджидавший здесь Мервин проводил ее в зеленый будуар.
— Мы не используем библиотеку, — со значением произнес он. — Мадам.
— Вы удивительно внимательны, — отозвалась Трой. Мервин открыл дверь будуара, и Трой вошла.
Форестеры вместе с Хилари стояли перед камином, на Хилари был сливового цвета домашний костюм и широкий галстук. Полковник Форестер производил впечатление вечно удивленного старичка с бело-розовым лицом и пушистыми усами. Однако бороды у него не было. Полковник пользовался слуховым аппаратом.
Миссис Форестер выглядела так же, как и говорила, — внушительно: грубоватое лицо, рот, похожий на капкан, глаза навыкате, увеличенные сильными линзами, редкие седые волосы стянуты в пучок на затылке. Длина ее юбки колебалась между миди и макси, волнообразность подолу придавали многочисленные теплые поддевки. До пояса полковница была облачена в несколько вязаных кофт, все тусклого красно-коричневого цвета, но разных оттенков. С шеи свисала двойная нитка бус, в которых Трой заподозрила великолепный натуральный жемчуг. Блеск старинных колец на пальцах был приглушен застрявшим в них мылом. В руках миссис Форестер держала плетеную сумку неопределенного назначения с вязанием и носовым платком.
Хилари представил гостей друг другу. Полковник Форестер просиял и отвесил Трой легкий поклон. Миссис Форестер коротко кивнула.
— Как вы чувствуете себя здесь? — спросила она. — Мерзнете?
— Нисколько, спасибо.
— Я спрашиваю, потому что вы, должно быть, проводите массу времени в чересчур натопленных студиях, рисуя обнаженную натуру. Я говорю — рисуя обнаженную натуру.
Трой догадалась, что привычка громко повторять слова, усвоенная миссис Форестер в общении с мужем, стала автоматической. Полковник добродушным жестом указал на слуховой аппарат, на что его жена не обратила ни малейшего внимания.
— Я не позирую голышом, дорогая тетушка, — заметил Хилари, разливавший напитки.
— Хорошенькое было бы зрелище.
— Полагаю, вы судите о художниках по «Трилби» и «Богеме».
— Я видел Бирбома Три в «Трилби», — припомнил полковник Форестер. — Он умирал, распластавшись навзничь на столе. Ужасно мило.
Раздался стук в дверь, и в комнату с весьма взволнованным видом вошел мужчина. Но не столько волнение бросалось в глаза, сколько следы сильного ожога, самым печальным образом изуродовавшие его лицо. Шрамы спускались от лба до подбородка, отчего рот перекосило на сторону.
— В чем дело, Молт? — недовольным тоном осведомилась миссис Форестер.
— Прошу прощения, сэр, мне очень жаль, — обратился мужчина к Хилари. — Я только хотел успокоить полковника, сэр. С бородой все в порядке, сэр.
— О, хорошо, Молт. Отлично. Отлично, — довольно кивнул полковник Форестер.
— Спасибо, сэр, — сказал мужчина и удалился.
— А что с вашей бородой, дядя Прыг? — спросил Хилари к величайшему облегчению Трой.
— Не с моей бородой, а с той самой бородой, старина. Я боялся, что мы ее забыли, а потом боялся, что она помнется в чемодане.
— Ну так вот, Род, она не помялась. Я же говорила, что ничего с ней не случится.
— Хорошо, теперь я спокоен.
— Вы будете Дедом Морозом, полковник? — осведомилась Трой. Полковник радостно просиял и засмущался.
— Я знал, что вы так подумаете, — ответил он. — Но нет. Я — Друид. Что вы на это скажете?
— Вы… то есть… вы принадлежите?..
— Не к одному ли из этих якобы древних орденов, — вмешался Хилари, — что увлекаются накладными бородами из ваты и каждые две недели по вторникам устраивают потешные пляски вокруг деревьев?
— Ох, ладно тебе, сынок, — проворчал дядя. — Это нечестно.
— Ну что ж, значит, вы не из тех. В Холбердсе, — продолжал Хилари, обращаясь к Трой, — святого Николая, или Санта Клауса, или как вам угодно называть этого тевтонского старичка, заменяет более древняя и более историчная фигура: легендарный предшественник отправителей ритуалов зимнего солнцестояния, передавший, вольно или невольно, изрядную долю своих познаний христианским преемникам. Я говорю о Великом Друиде.
