Мы медленно неслись над лунной поверхностью по направлению к северному полюсу Луны.
Весь поглощенный своими мыслями я внимательно рассматривал всякий новый цирк, появлявшийся под ногами, и в каждом находил неожиданное подтверждение своей идеи2). Вот маленькая круглая пробоина, так называемый „колодезь“, почти совсем без вала, с лучеобразными разбросами вокруг. Она без сомнения пробита твердым и землистым метеоритом, ударившим вертикально. Вот другая, где метеорит налетел косвенно и высоко приподнял противоположный конец почвы, отбросив от него несколько огромных куч пыли. Вот слабое, едва заметное по глубине, тарелкообразное углубление несравненно большей величины, очевидно след небольшой пылеобразной кометы, рассыпавшейся затем на поверхности луны, не оставив после себя никаких других следов, кроме космической пыли. Вот другая, небольшая и глубокая котловина, посредине которой лежит и самая груда землистого метеора, так называемый „пик котловины“. Вот наконец и отверстие, совершенно похожее на жерло вулкана, где огромный твердый метеорит, летевший очевидно со страшной скоростью, глубоко пробил лунную почву и взорвавшись внутри от страшного сотрясения взбросил над собой всю окружающую местность. Я давно уже заметил, что неглубокие цирки были несравненно большей величины, чем глубокие пробоины и колодцы и теперь понял причины этого. Ведь твердые метеориты, пробивающие значительные отверстия, происходят от сгущения газообразных или пылеобразных и потому очевидно должны быть несравненно менее последних по размерам.
Я сообщил свои мысли окружающим меня товарищам. Некоторые из них сейчас же принялись горячо спорить по этому поводу.
— Ведь многие из таких валов, — сказала Вера, достигают в своих наивысших пунктах более шести километров высоты. Какая страшная сила должна быть употреблена, чтобы произвести такие результаты!
— Но ведь и удар распространялся здесь на огромную площадь, — возражал я, — да и скорость полета метеоритов выходит за проделы всяких земных скоростей.
— Ты забыл, кроме того, — прибавил ставший на мою сторону Янович, что сила тяжести на Луне слишком в шесть раз слабее, чем на земном шаре, а потому и наивысшие из здешних гор, в шесть километров высоты, по работе их поднятия соответствуют лишь горам в один километр на нашей земле!
— Да и это не верно, — заметил Поливанов, — потому что плотность поверхностных слоев здесь почти вдвое менее чем у нас на земле. Значит, даже самые высокие валы цирков соответствуют, земным холмам высотою не более полкилометра, т. е. всего полуверсте на Земле! Совсем уж не так высоко!
Притом же, — прибавил я, ободранный этой защитой своей идеи, и почва этой стороны Луны благодаря вшестеро меньшей тяжести и отсутствию влаги не могла сложиться в такие крепкие породы, как у нас. Здесь вся она должна быть почти пылеобразной, благодаря растрескиванию от постоянных двухнедельных переходов от палящего жара солнечных лучей до леденящего ночного холода! А произошла она, несомненно, от наносов, когда на луне еще была какая-то атмосфера, если не водяная, то из кварца или чего-либо другого. Ведь низины здесь все темные, как чернозем, тогда как плоскогорья несравненно светлее!
Но, замечательно, что такие случаи внезапного образования новых лунных цирков, ни разу не наблюдались в телескопы, — заметила Вера.
— Как не наблюдались! — воскликнул Поливанов, задетый за живое, потому что дело шло об астрономии. Я не буду вам говорить о старых астрономах, которые не раз наблюдали новые пятна на Луне, причем появление этих пятен, иногда сопровождалось присутствием небольшого облачка вроде того, в котором мы сейчас были. Вот новые факты. В 1862 г. Шмидт открыл пятнадцать бороздок, и группу „колодцев“ близ цирка Аристотеля. Ни он, ни другие астрономы никогда не видали таких бороздок в этом месте. А в самые последние времена Клейн заметил у цирка Гигиуса новое кратерообразное возвышение.
— Но все эти утверждения сомнительны, так как старые рисунки Луны, как показывает их сравнение с современными фотографиями, не отличались, ни полнотой, ни точностью.
