и сует грудь грязному, как сама грязь, самоеденку. В жилище неописуемо тяжелый запах, но среди живописного хаоса на полу красуется… непочатый флакон одеколона.
После недолгого разговора о промысле и оленях мы вышли осмотреть окрестности становища. Пустынная голая земля. Низкие части — без снега, но у берегов и в горных ущельях снег не сошел. Около становища несколько «остаточных», «реликтовых» озер, обращающих на себя внимание исследователя. Трудно найти в другом месте столь наглядный пример образования озер такого рода. Самый залив Белушьей губы отделен от моря валами щебня. Они похожи на искусственные плотины, на самом же деле валы образованы морским прибоем во время страшных осенних бурь. Кое-где вода из залива попадает еще в протоки валов, в некоторые озерки она переливается через валы во время приливов, и есть пространства воды, отделенные от моря совершенно. Дальше от берега лежат такие же озерки, но уровень воды в них значительно выше уровня моря. Становится очевидным медленное поднятие всего берега Новой Земли.
Мы переходили с озерка на озерко и пробовали свои новые ружья, стреляя в бесчисленные стайки куличков-побережников и по пролетавшим уткам. Вернулись на корабль к четырем часам утра, проходив всю здесь еще светлую ночь.
24 августа. К утру заштилело, разошлись облака, ветер затем переменился на попутный В.-Ю.-В. В полдень, когда я проснулся, мы шли под всеми парусами в виду Новой Земли».
Там мерзлыми шумит крилами
Отец густых снегов Борей
И отворяет ход меж льдами…
Ломоносов
Под вечер 24 августа мы обратили внимание на странное облачко, неподвижно висевшее на одной из белых вершин в горной цепи Новой Земли. Темнело. Облачко по-прежнему висело на месте. Уходя с вахты, Седов отдал приказание приготовиться к перемене погоды и крепче задраить люки: он знал, что предвещает появление таких облаков.
В следующее утро начался «веток». Вчерашнее облачко было первым предвестником. Всем бывшим на Новой Земле хорошо знаком этот похожий на новороссийскую «бору» беспощадный ветер, — он переносит камни по воздуху и рвет все встречающееся на его пути. Правда, летом «веток» не так свиреп, но ясно: нам предстояла хорошая трепка.
Как всегда при «встоке», небо было безоблачно, только по вершинам гор, как неподвижные лоскутки ваты, повисли язычками облака. Море уже закипало, подымались вихри водяной пыли, и скользили над самой водой откуда-то внезапно появившиеся буревестники. Волнения еще не было. Вышедший на мостик Седов сделался сразу серьезным и приказал убрать все верхние паруса. Ветер свирепел с каждой минутой. Через час невысокие, но частые волны неожиданно слизнули одну из шлюпок и заодно разбили собачью клетку па палубе. Одна собака погибла. До поры до времени «веток» был попутным для нас. Правда, после часу дня он сорвал передний кливер, немного позже оборвал фал (бизань-паруса) [18], но особо страшного еще не было. Мы неслись 11-узловым ходом.
К ночи «веток» дошел до степени бури. Барометр быстро падал. Как бешеное, неслось наше судно куда-то на север. Буря отрывала корабль от берегов Новой Земли на простор крупной океанской волны, столь опасной в нашем положении. О правильном курсе не могло быть и речи: мы просто держали круто к ветру — в «фордевинд». Оставшиеся два паруса наполнялись ветром до чрезвычайности. Казалось, достаточно бы коснуться толстой брезентовой ткани, чтоб она лопнула, как надутый газом шар.
Жутка буря в этом далеком, пустынном море. Небо затянулось, лишь только удалились мы от берегов, тяжелые низкие облака побежали студенистыми обрывками. Море вспенено зеленой мутью, волны не успевают ронять белых верхушек, ветер рвет их и несет брызгами и пылью. Эта водяная пыль хлещет злым горизонтальным дождем, слепит глаза и туманит горизонт. Удары волн, какое-то шипение, разноголосый плач снастей, унылый визг в вантах [19], скрипение и треск в остове корабля. Вечером легли в дрейф. Поздней ночью Седов сошел с мостика, оставив там капитана. Я после двойной вахты — пришлось заменить Кушакова, лежавшего в припадке морской болезни, — спустился в каюту взять папирос. Прислушиваясь к вою ветра в снастях, к ударам волн и звону посуды в буфете рядом, я незаметно задремал. Не успели глаза закрыться вполне, ужасный размах судна повалил меня. Грохот раздался под самым ухом — что-то тяжелое било в борт.
