Если вы выберете меня своим президентом, то вы будете самой главной силой нашей современности и прежде чем чихнуть, весь мир будет спрашивать у вас разрешения!
Наше дело правое, мы победим: Умрем же под Бордой, как наши деды умирали!
– Ну, как? – спросил меня режиссер.
– Какой-то параноидальный бред, составленный из речей Гитлера и Стулина, – сказал я. – Мне как-то доводилось знакомиться с их трудами. Откровенные, я скажу, демагоги.
– Вот именно, – с восторгом сказал режиссер, – это именно то, чего мы и добивались. Кто пойдет вслед за вами трудиться на предприятия для повышения качества и производительности труда, сбережения материалов, ведения трезвого и культурного общественного бытия? Единицы романтиков. Кто в нашей стране будет подметать рядом со своим домом и мыть тротуары под окном? Вообще никто. А кто пойдет учить весь мир и показывать всем кузькину мать? Кто поедет по туристической путевке Верховного главнокомандующего без всяких виз на самом современном танке? Все. Тут и ленивый не сможет устоять, как говорил один великий пролетарский поэт дореволюционного периода. Поедем или не поедем, это еще бабушка надвое сказала, но надо, чтобы весь мир затаился в ожидании прыжка, и чтобы весь наш народ напрягся перед этим прыжком. А ваша задача, сказать это, нет даже – выпалить с такой уверенностью, чтобы сам Фома Неверующий или Константин, сами понимаете, Константинович Станиславский и господа Немирович и Данченко сказали: верим! а народ сказал – веруем! Вот и ваша победа будет бесспорно добыта в честной и неравной борьбе.
– С кем же мне сейчас придется бороться? – удивился я.
– Да вы не волнуйтесь, Андрей Васильевич, – успокоил меня один из функционеров избирательного штаба. – Конкуренты ваши известны. Председатель от фруктовой партии, председатель демократ-либералов, генсек от коммунистов и недавно появившийся председатель партии справедливости, которая раньше защищала выхухолей, а сейчас защищает как бы демократию. Эти все вместе отнимут процентов пять голосов, максимум, которые они тут же отдадут вам. И в избирательной комиссии у нас волшебник сидит. У него, правда, бывали заскоки, когда количество голосов превышало количество людей, но это все технические недоделки. Зато сейчас все будет так, что комар носа не подточит
– А реальные кандидаты есть или все повымерли? – спросил я.
– Если говорить честно, – сказал режиссер, – то реальных кандидатов не осталось, всех выпихнули за границу или посадили по тюрьмам, а наиболее ретивых отстреляли как куропаток. А у нас, сами знаете, заказные убийства – преступления недоказуемые. Так что, никто ничего не знает, не видит и не слышит. И все это ерунда, основное – народ за вас. Сейчас подгримируемся и начинаем съемку. Главное – пафос, говорите так, как будто хотите вспахать огород у своей бабушки, а бригадир лошадь не дает. У, сволочь, поквитаемся мы с тобой. Вот это и должен быть главный лейтмотив речи. Чтобы у людей слеза брызнула, когда они вспоминали, что выходцы все из народа, дети семьи трудовой, братский союз и свобода, вот наш девиз боевой.
– Вы случайно не из партработников, не из политических комиссаров коммунизма? – спросил я.
– Грешен, – улыбнулся режиссер, – окончил Билбордтаунское военно-политическое училище по классу клубных работников, снимал революционные фильмы и фильмы о борьбе чекистских органов со шпионами иностранными и безродными космополитами, которые разрушали нашу родину. Награжден боевыми орденами за успехи на ниве кинематографии. Жаль, не доверили снимать кино про Штирлица, ух, я бы им такое снял!
Он что-то еще говорил, а я подошел в Велле Зеге Вульфу, стоявшему в стороне.
– Ну что, доволен? – спросил я его.
– Я-то здесь при чем? – сказал он. – Это все твои соотечественники и сослуживцы в политических войсках и органах. Я что ли вас на все это науськивал? Мое здесь только то, что я тебя на эту должность рекомендовал и сейчас защищаю от того, чтобы тебе просто-напросто не устроили суд Линча где-нибудь на улице. Ты просто не поверишь, что тысячи твоих соотечественников помчатся по магазинам или будут перерывать свои кладовые, чтобы найти самую лучшую веревку для твоего повешения, а сотни водителей подъемных кранов будут соревноваться за право поднять стрелу с твоим прикрепленным к петле телом. Пусть ты моя креатура, но тебя-то я направляю на доброе дело. Возможно, что при тебе дело пойдет лучше, народ станет добрее и поймет, что он никакой не мессия, а счастье свое нужно зарабатывать своим трудом.
