А вообще-то это все мелочи по сравнению с тем, что представляет из себя жизнь одного человека. Вот мне, например, более интересно, придет ли ко мне мой новый знакомый, с которым я познакомилась вчера. Ушел неизвестно куда и не сказал, когда придет. Доктор-диагност. А ведь он и вправду диагностирует всех людей и говорит им то, что им нужно. Мне кажется, что он специалист по человеческой душе. Это самое главное. Можно человека осыпать золотом, но если у него черная душа, то и золото это пойдет на черные дела и принесет людям столько вреда, что лучше бы его этого золота лишить, но кто его лишит. Это все от Бога, а лишить его всего может только тот, кто с Богом не якшается. Господи, прости меня за такие грешные мысли.
Давно я так не бежала с работы. Нужно было в магазин зайти, купить продуктов, чтобы приготовить настоящий ужин, ведь мужик с промысла придет, его кормить нужно. И что я как невеста на выданье с такой тревогой и волнением жду человека.
Непрошенная слеза выбежала из женского глаза, заставив вспомнить утерянную семью. Говорят, что время лечит. Не лечит оно, просто оно стирает то, что было, как история стирает в песок ранее цветущие города и страны и только археологи что-то открывают, заставляя людей думать о том, что ничего не вечно и только жизнь способствует развитию и процветанию другой жизни.
Электрический звонок заставил ее вздрогнуть, она опрометью метнулась к выходу, открыла дверь и бросилась на шею к стоящему там мужчине.
– Володя, – шептала она и плакала то ли от радости, то ли от прошедшего горя, то ли от того, что необъяснимо никакими теориями.
Мужчина обхватил ее рукой за талию, приподнял, внес в квартиру и аккуратно прикрыл за собой дверь. Катерина висела на нем и казалось потеряла ощущение реальности, к которой ее вернуло шипение на кухне и доносящийся запах подгорающего лука в сковороде. Высвободившись из объятий, она унеслась на кухню и на ее лице не было никаких следов слез и страданий. У плиты стоял человек со счастливым лицом и было ясно, что то, что он приготовит, будет необычайно вкусно и полезно тому, для кого все это готовилось.
– А я отпросилась с работы пораньше, – торопливо говорила Катерина, – иди мой руки, возьми розовое мыло, оно очень хорошо мылится и запах от него приятный, а у меня будет гуляш из говядины и макароны. Написано, что итальянские, но итальянские едят итальянцы, а мы едим всякую ерунду, думая, что это произведено в Италии. Как у тебя прошел день? Ты что больше любишь, вино или водку? Если хочешь, то у меня есть и коньяк. У меня есть маленькие огурчики, сама мариновала с чесноком и другими специями, держу на праздник, а сегодня праздник и есть.
Я испытал все. Не было такого приключения, в котором бы я не участвовал; не было такого злодейства, к которому бы я ни приложил руку; не было такого мошенничества, к которому бы я не был причастен; не было такой сволочи, которая бы не числилась в моих соучастниках; не было такой трагедии, в которой бы мне не отводилась если не самая главная, но не второстепенная роль, но вот такого чувства, какое я испытываю сейчас, намыливая руки розовым мылом и слушая то, что говорит эта, вчера еще незнакомая женщина, у меня не было никогда.
Я перепробовал все, что есть съедобное в этом мире. Мои друзья-китайцы говорят:
– В мире нет несъедобной пищи – есть плохие повара. Мы едим все, что шевелится, что не шевелится, мы расшевелим и съедим.
А здесь, за этим незатейливым столом, накрытым с теплом и уважением, я чувствовал себя намного лучше, чем где бы то ни было.
– Давай водку, – сказал я Кате, – я у вас, в Билбордии, поэтому я должен пить водку.
Какая-то тень промелькнула в глазах приютившей меня женщины, но я не придал этому значения, наливая водку в граненые стопки. Себе – полную, Катерине – половину.
– За счастье, – сказал я маханул водку в рот. По-билбордски одним глотком. Огненная жидкость обожгла рот и наполнила его горечью, которая прошла почти что мгновенно. Подцепив вилкой маленький огурчик, я весело захрустел им, чувствуя, как по всему телу разливается, что-то холодное и согревающее.
