Его голос задрожал и прервался. Все будет прахоми сны, и девушка, что стоит сейчас рядом и, глядя на него расширенными глазами, шепчет: — Кто вы такой?
Он глубоко втянул в грудь воздух и заставил себя улыбнуться — бледная, слабая улыбка, противоречащая всем законам вселенной.
— Мне кажется, я вам уже сказал, и не раз…
— Нет, — настаивала она… Погодите… Я хочу сказать: кто вы такой на самом деле? Что все это значит?.. Вот, я уже успокоилась. Простите меня, пожалуйста.
— Это я должен просить у вас прощения. Я вас напугал.
— Да.
— Мне очень жаль. Но теперь вам больше не страшно.
— Нет, страшно…
— Нет. И в доказательство, давайте поговорим, как друзья… Хотя я даже не знаю, как вас зовут.
— Мария.
— Мария, Мария, Мария, — сказал он. — Мария! Эта радость и эта грусть, нахождение и потеря… Откуда они?
— Я все время думала, что вы просто-напросто вор.
— Но теперь вы так не думаете.
— Нет. Вы — еще хуже. Верно?
— Может быть… Но все же, надеюсь, вы не считаете меня разбойником с большой дороги.
— Нет. Кто вы такой?
— Я не могу вам сказать. Вы очень красивы.
Мария провела рукой по лицу. Все это было так неожиданно, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы встретить лицом к лицу то, что превосходило ее понимание.
— Все дело в том, что я задержалась в библиотеке, — шепнула она. — Я готовила работу. О снах и кошмарах XVIII века… Дверь, в которую я вошла, ведет в библиотеку. Я услышала шум…
— Сны и кошмары… Простите меня. Я должен был быть один.
— Один — для чего?
— Я провожу вас.
Они говорили шепотом, стоя лицом к лицу.
— Хорошо.
— С одним условием.
Собрав последние силы, она спросила сквозь слезы: — Вы еще ставите условия?
— Да. Не удивляйтесь. И ни о чем не спрашивайте.
Мария вздохнула.
— Даже о том, как вас зовут?
— Меня зовут Стел.
— Стел, — повторила она грустно. — Погасите свет… Стел.
Они проскользнули мимо светлого пятна, отмечавшего на полу то место, где несколько минут тому назад возвышался Олимпиец, и вошли в первый пустой зал. Губы Марии дрожали. Стел обнял ее, ощутив ладонью мягкую округлость ее плеча, и девушка проглотила комок, вставший у нее в горле. Она больше не поворачивала головы и не смотрела на слепые пятна ограбленных стен. Опустив голову, закрыв глаза, она шла, как автомат, и не издала ни звука за все время, пока они проходили зал за залом и спускались по лестнице. Ночной сторож клевал носом в своей будке возле дверей.
— Спокойной ночи, — шепнула девушка, ощутив, как пальцы незнакомца сжали ее плечо. Сторож вздрогнул.
— Уже так поздно? — спросил он, протирая глаза.
Это был румяный старичок с лысиной, блестевшей, как полянка среди серебристого жнивья.
— Я задержалась, — приглушенным голосом сказала Мария. — Я работала… со специалистом из института.
— Такие молодые! И не жаль вам самих себя?
Пожимая плечами, старичок отыскал кольцо с ключами и открыл дверь.
— Спокойной ночи, — сказал Стел.
— До завтра, — сказала Мария, и ее слова ударили его в самое сердце.
Когда дверь за ними захлопнулась, он, не в силах сдержаться, хмуро произнес, снимая руку с плеча девушки: — Вы сказали «до завтра». Неужели вы ничего не знаете. Никто ничего не подозревает?
— Я чувствую, что схожу с ума, — простонала Мария, поднося ко рту ладони. Какой-то хриплый звук забился у нее в горле, словно беспомощное живое существо, стремящееся вырваться наружу.
— Зачем вы меня мучаете?
— Я никогда не буду вас мучить…
Но то, как он произнес эти слова, потрясло ее больше, чем их смысл. Его лицо казалось окаменевшим.
— Вы просили меня ни о чем не спрашивать…
Площадь опустела, и одиночество стоявшего в центре всадника делало ее еще более пустынной. Вокруг вздымались бесформенные громады кактусов.
— Ничего, — сказал он, глядя на окаменевший галоп коня и вспоминая, как он будет выглядеть через день.
— Идемте… Нет, не туда! — воскликнул он, видя, что она хочет спуститься по ступеням. Там, слева, должна была отпечататься навеки поверженная тень человека. Может быть, сторожа? — Он закусил губу.
— Я и не воображала, что вот так, незаметно, перейду от кошмаров XVIII века к кошмарам, которые переживаю сейчас, — сказала она. — Потому что это просто кошмар… Все это неправда: вас просто нет, музей не опустошен, я у себя дома и сейчас проснусь…
