Надеялся, что обойдемся без сцен. Но, возможно, я должен разобраться с этим.
— Дитя, подожди, — глубокий голос Люсьена отдался эхом в небе.
Убрав волосы назад двумя руками, Данте сделал глубокий вдох, развернулся и увидел, как Люсьен спускается в покрытой звездами ночи, мягко разрезая воздух черными крыльями.
Одетый только в дорогие черные слаксы, Люсьен ДеНуар коснулся босыми ногами каменных плит, выложенных вокруг могилы Барона. Он взмахнул крыльями еще раз, прежде чем сложить их за спиной, кончики изгибались над головой. Затем выпрямился во все свои шесть и восемь футов роста, черные волосы до талии струились по напряженным мускулистым плечам. Его привлекательное лицо было спокойным, внимательным. Золотой свет мерцал в глубинах глаз.
— Подождать, м? — Данте выставил бедро и скрестил руки на груди. —
Дай мне хоть одну гребаную причину.
— Ты не можешь ехать в тур.
— Это приказ, а не причина. И пошел ты.
— Тебе плохо. Твой контроль ускользает с каждым днем. Ты опасен.
Вспыхнул огонь, объединяя боль в голове Данте с болью в сердце.
— Пошел ты дважды, — сказал он низко и напряженно.
Лицо Люсьена осталось безразличным, но завитки темных волос приподнялись, как от легкого ветерка.
— Ты знаешь, что я говорю правду.
— Вау, — взгляд Данте сцепился со взглядом Люсьена, — выходит, это впервые для тебя?
Люсьен сжал челюсти, переведя внимание на Вона, и обратился к нему:
— Мне нужно поговорить один на один с моим сыном.
<Ты хочешь, чтобы я остался? Был судьей?> — послал Вон.
<Нет, я в порядке. Не переживай. Встретимся у байка>.
<Твой нос все еще кровоточит, братишка>.
— Merde, — пробормотал Данте, вытерев нос рукавом куртки.
Вон рассматривал его некоторое время, прежде чем кивнуть.
— Хорошо. До скорого.
Он пошел по дорожке мимо залитых лунным светом склепов к воротам кладбища.
— Ведите себя хорошо, вы оба, — крикнул он через плечо.
— Я не врал тебе, — сказал Люсьен напряженным голосом.
— D’accord, ты не врал мне. Но ты скрыл гребаную правду, а это равносильно вранью. Теперь счастлив?
— Как я могу, когда поиск правды разрывает тебя на куски?
— Мои проблемы, не твои. Держись подальше от моих дел.
— Это невозможно. Ты мое дело.
— Пошел ты! Я не твое дело, и никогда не был! — Боль затуманила зрение Данте, пульсируя в висках. Горячая кровь потекла из носа. — Мы были друзьями, помнишь?
Люсьен посмотрел в сторону. Пальцы потянулись к кулону, который больше не висел на шее, — руна дружбы, партнерства, которую Данте подарил ему — затем сжались в кулак. Данте не был уверен, когда Люсьен потерял кулон или как, но эта потеря, так или иначе, выглядела кармической для него.
— Я совершил ошибку, о которой сожалею, — сказал Люсьен, посмотрев на Данте. Янтарный огонь горел в его глазах. — Но я отказываюсь продолжать извиняться.
— Я никогда не просил чертовых извинений. — Потирая виски, Данте закрыл глаза. Все выглядело неправильным. Расплывчатым. Искаженным. — Как и сейчас. Хватить давить! Оставь меня в покое, черт побери, чтобы я смог найти то, что ищу. Мне нужна правда, или прошлое всегда будет контролировать меня.
— Правда никогда не будет такой, как ты надеешься, Данте. И цена окажется выше, чем ты можешь себе представить. Намного выше, — сказал Люсьен глубоким и тихим, как вздох, голосом. — Я думал, что смогу обеспечить тебе безопасность молчанием. Я думал, что смогу спрятать тебя, помочь исцелиться от всего вреда.
Данте открыл глаза и опустил руки. Безопасность в молчании?
— Я думал, что смогу сдержать твою песнь или, по крайней мере, заглушить ее. — Люсьен преодолел расстояние между ними. Его темный земляной запах окутал Данте. — Но я ошибался.
Данте выпрямился, внезапно почувствовав себя некомфортно — чего никогда не происходило рядом с Люсьеном прежде.
— Спрятать меня? От кого? Ты говоришь о Плохом Семени?
— Я даже не знал о существовании Плохого Семени. Нет, я прятал тебя от других. Сильных и могущественных, которые используют тебя без сожаления.
— Другие… как он? — Данте кивнул на каменного ангела, сгорбившегося на тропинке.
Взгляд Люсьена метнулся к статуе, остановившись на мгновение на цветах, качающихся в руке, затем вернулся к Данте.