— Речь идет, как вы, вероятно, догадываетесь, о Мореле, — сказал Брюннер. — Похоже, что в этом отношении у вас совесть не совсем чиста. Когда я вас спросил о Мореле, вы заверили меня, что не встречались с ним в последнее время. Вы можете сейчас это подтвердить?
— Даже если бы я и встречался с ним, я не должен был бы перед вами отчитываться. Я считаю, что вас это не касается.
— Однако сегодня утром вы ответили мне гораздо определенней.
— Я и тогда считал, что это вас не касается.
— И все же утром вы мне ответили. Вы плохо лжете, Этьен, вы чертовски плохо лжете!
— Да, лгать я не умею. Уж извините меня великодушно. Этому мне тоже следовало бы научиться.
— Это была не то чтобы ложь, а скорее отсутствие доверия к нам, но меня это немного огорчило, — сказал Женер.
— Не вы задавали мне этот вопрос.
— Ну, конечно, Аль, если бы ты его спросил, он бы ответил тебе откровенно. Я внушаю куда меньше доверия, чем ты. Поэтому спроси теперь его ты, что он делал двадцать шестого января на бульваре Шарон.
— Раз вы так хорошо осведомлены об этом, — сказал Марк, — почему вы не говорите, сколько времени я провел с Морелем.
— Я не имею об этом понятия.
— Однако это важно.
— Нет. Важно другое — место вашей встречи. Надо думать, вы не часто попадаете на бульвар Шарон. Это довольно далеко и от вашего дома и от тех мест, где вы бываете. Припомните-ка, сколько раз за десять лет вы попадали туда.
— Неужели вы не способны понять, что человек может иногда оказаться и на бульваре Шарон и в любом другом месте Парижа без определенных причин. Имеет для вас какой-то смысл слово «случайность»?
— Для меня? Никакого! Впрочем, мне совершенно безразлично, встретили ли вы Мореля на бульваре Шарон или на Пляс д’Опера. Мне только кажется, что если это умело подать, то вполне может создаться впечатление, что у вас там было назначено свидание.
— Вы и так это неплохо подали.
— Ну, хватит! — воскликнул Брюннер. — Мне надоела ваша враждебность. Сам говори с ним, Аль!
— Марк, — произнес Женер подчеркнуто спокойным тоном, — в свете всего сказанного мне представляется, что вам было бы лучше не присутствовать на вечернем заседании совета.
— Понятно, — сказал Марк. — Только незачем было это так обставлять. Я знал, что этим кончится, но…
— Могут быть два варианта…
— …но мне представляется, что я, напротив, должен присутствовать на заседании.
— …два варианта, мой мальчик. Мадемуазель Ламбер либо станет отрицать ваши слова, и тогда ваше присутствие не даст вам никакого преимущества, либо она изобличит Драпье, и тогда…
— И тогда вытащат историю с Морелем. Я знаю, — сказал Марк.
— Брюннер пойдет на заседание, мы же — Бетти, вы и я — спокойно останемся здесь. А там будет видно.
— Нет, — ответил Марк.
— Подумайте, — сказал Женер. — У нас еще много времени. Подумайте еще.
Воцарилось долгое молчание.
— Господин Брюннер, — сказал Марк, — мне хотелось бы знать, когда вы виделись с Ансело? Это не могло быть после заседания. Ведь из банка вы приехали прямо сюда, не правда ли?
— Да.
— Значит, это было до заседания. Значит, когда вы задавали мне этот вопрос, вы прекрасно знали, как обстоит дело. Вы пошли к Ансело и сказали: «Я заплачу, сколько надо, но вы должны во что бы то ни стало повторить мне все эти гадости про Этьена».
— Я в отчаянии, что вам это представляется в таком свете! — воскликнул Брюннер.
— Ну, все, — сказал Марк. — Я думаю, господину Женеру ясно, с чьей стороны отсутствует доверие?
— Аль в курсе дела, ему не в чем меня упрекнуть.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Марк. — Я полагаю даже, что он поблагодарил вас за вашу предусмотрительность. А может быть, он сам попросил вас это сделать?
— Прошу вас, Марк…
— Предупреждаю вас, — заявил Брюннер, — что мы, Аль и я, не привыкли выслушивать нотации. Если вы не понимаете, что мы действовали в ваших же интересах, значит вы законченный болван. Да, я узнал про вас это, а заодно и немало других вещей, которые вам вряд ли будет приятно услышать на заседании совета.
— Что, например?
— Ваш отец работал в страховом обществе «Секанез», не правда ли?
— Да, ну и что?
— Быть может, вы помните, что в 1934 году — о, это очень, очень старая история — его обвинили в растрате некоторой суммы?
