Подвыпившая компания, вывернувшая из-за угла, направилась в бар или бильярдную. Увидев директора, группа отдыхающих разразилась бурным восторгом и приветственными возгласами. Куракин вежливо покивал, приветственно помахал рукой и тут же потащил Мостового в сторону. Борис ухмыльнулся, он понял, что директор не настроен на общение со своими разгулявшимися клиентами.
– Ну, что вы еще хотели мне сказать? – нетерпеливо спросил Куракин.
– Не столько сказать, сколько показать, Сергей Николаевич, – ответил спасатель, постаравшись, чтобы голос его звучал внушительно и убедительно. – Загляните, пожалуйста, к нам в машину.
– Вы что, парашют диверсанта нашли? – недовольно спросил Куракин. – Или бивень мамонта?
– Все гораздо хуже, Сергей Николаевич, – покачал головой спасатель и двинулся в сторону своей «Газели».
Куракин неохотно и с чувством собственного достоинства, которое очень бесило Мостового, двинулся следом в сторону «Газели». Чистяков и Синицкая, топтавшиеся около машины, замерли и примолкли при приближении Бориса с директором базы.
Игорь молча докурил сигарету, а затем откатил в сторону дверку заднего отсека машины. Борис, при всей своей казавшейся грузности, ловко вскочил внутрь и сел на боковое сиденье, приглашая взглядом Куракина последовать за ним. Увидев, что директор не собирается забираться в машину, Боря протянул руку к черному пластиковому мешку, застегнутому на «молнию», который лежал на полу машины. Только теперь Сергей Николаевич осознал, что это мешок, в который обычно упаковывают трупы. И, раз спасатели потащили его к машине и не стали говорить о покойнике при посторонних, значит, все очень и очень серьезно. В темноте хорошо было видно, что директор побледнел. Он не стал больше ничего говорить, а быстро вскочил на подножку и взобрался в салон «Газели». Ольга поднялась следом, а Чистяков, закрыв за ними дверь, остался снаружи и полез в карман за новой сигаретой. «Пусть они сами рассказывают, а я покараулю снаружи», – решил он.
«Молния» скользнула вниз, края мешка разошлись, и Куракин увидел тело мужчины лет сорока, невысокого, плотного телосложения. Из-под коричневой старенькой дубленки выглядывал свитер домашней вязки. Лицо убитого уже расправилось. Гримаса боли и страдания, которая была на нем два часа назад, разгладилась. Появилось выражение спокойствия и умиротворенности.
Мостовой все это время смотрел не на труп, а на директора. Реакция Сергея Николаевича спасателю очень не понравилась. Бледное и недовольное до этого лицо Куракина как-то сразу сжалось и напряглось. По щекам разлился нездоровый румянец, на скулах зашевелились желваки, а глаза очень странно забегали. Борису показалось, что директор сильно растерялся. Куракин бросил беглый взгляд на Мостового, потом на Ольгу. Его пальцы стали судорожно сплетаться, но Сергей Николаевич быстро взял себя в руки. Засунув руки в карманы куртки, он спросил каким-то сиплым голосом, как будто у него пересохло во рту:
– Где вы его нашли?
– Вы не волнуйтесь так, Сергей Николаевич, – вложил в свой голос максимум теплоты Мостовой, – это далеко за пределами вашей базы. Вам, во всяком случае, это ничем не грозит. Пока. Просто нам нужна ваша помощь, как первого здесь лица.
– Что значит «пока»? – не понял Куракин.
Глаза директора сделались темными и колючими, а верхняя губа стала чуть подергиваться. «Неосторожно я брякнул, – подумал с сожалением Мостовой, – неаккуратно. Он ведь это «пока» воспринял как угрозу».
– «Пока» – потому что это теперь наша общая проблема, – пояснил Мостовой. – Этот человек убит. Убит он на серпантине уже после того, как произошел обвал. Это значит, что убийцы здесь, на вашей базе. И деться им отсюда пока абсолютно некуда, мы здесь все сейчас в каменном мешке.
Куракин с шумом выдохнул, как будто собрался с силами для прыжка в холодную воду. «Как мы тебя перепугали!», – подумал Мостовой с некоторой неприязнью к человеку, который держался очень солидно, а на поверку оказался слабаком и слюнтяем. Сергей Николаевич действительно как будто собрался с мыслями и стал мыслить конструктивно. Ольга до сих пор не проронила ни слова, но ерзала от нетерпения, желая вставить свое слово в разговор. Мостовой положил ей руку на локоть, успокаивая. Не хватало еще, чтобы она со своим скепсисом начала опять разговор о том, что никто ничего не должен предпринимать.
