Вспомнив об этом и продолжая наблюдать за своим гостем, сосредоточенно потягивавшим минеральную воду, Гамильтон не мог удержаться от улыбки. Бэйрд был трезвенник – не пил из страха повторить путь отца-алкоголика. Это казалось Гамильтону патетически наивным. Таким же примитивным, как одержимость древнегреческих трагиков идеей рока, который преследует людей из поколения в поколение. Преодолел же он беспомощность своей презренной семьи в финансовых делах. Он положил руки на край стола, как бы давая понять, что обед окончен.
– Думаю, мы могли бы попить кофе в библиотеке.
– Конечно, – отозвался Бэйрд, вставая из-за стола вместе с ним. – Превосходный обед, Алекс.
Гамильтон привычно улыбнулся и жестом предложил гостю пройти вперед.
– С сахаром? – спросил он, когда они снова уселись за столик. Бэйрд отрицательно покачал головой. – Возвратимся к Латинской Америке, – начал Гамильтон, достав не спеша две таблетки сахарина из серебряной табакерки. – Западные правительства, несомненно, отдают себе отчет в том, что они должны действовать здесь с предельной осторожностью.
– Конечно.
– Следовательно, хотя любая моральная позиция была бы невыгодна, им, возможно, придется проявить большую щепетильность в вопросах торговли с непопулярными правительствами этого региона.
– Например, с правительством генерала Иньесты?
– Вот именно, – сухо подтвердил Гамильтон. – Поэтому необходимо как можно оперативнее принять меры, которые облегчили бы бремя, лежащее на их совести. Вот здесь Институт и может сыграть решающую роль. Поэтому мне хотелось бы попросить вас приступить к работе над докладом. Вы понимаете, что я имею в виду – данные, подтверждающие рост валового национального продукта и жизненного уровня населения с тех пор, как был восстановлен порядок в стране, и так далее и тому подобное. Сколько, по-вашему, потребуется времени, чтобы такое создать?
Юджин Бэйрд слегка смутился от бесцеремонности, с какою была изложена просьба: дорогим куртизанкам не принято говорить в глаза об их обязанностях. Он ожидал большей тонкости при обсуждении подобных проблем, хотя и полностью разделял цель, ради которой это предпринималось.
– Я, очевидно, дам вам знать, как только войду в курс дела.
* * *
Был ранний вечер, и посетителей в баре сидело немного, поэтому Брайан Дандас от скуки принялся разглядывать армейские плакаты, развешанные по стенам. Посетители были типичными завсегдатаями подобных заведений в Белгрэвии. Дандас был уверен, что никто из них тут не живет – всех главным образом притягивала престижность места. Потянувшись за стаканом с пивом, стоявшим перед ним на столике, он снова взглянул на часы. И поморщился от раздражения.
Тощая блондинка за стойкой, в красном свитере и джинсах, работавшая здесь барменшей на полставки, давно приметила его плотную коренастую фигуру, одиноко торчавшую за столиком в дальнем углу зала. Типичный шотландец, он выглядел здесь чужеродным элементом по сравнению с бойкими, кричаще одетыми юнцами, завсегдатаями бара, которые из кожи вот лезут, чтобы произвести впечатление на девчонок, и громко хохочут над их шуточками. Возраста он был самого неопределенного, а порицание, с каким он поглядывал вокруг, казалось, выдавало в нем провинциала строгих правил.
Действительно, инспектору Дандасу было не по себе в этом месте, к тому же его раздражало затянувшееся ожидание. Привел его сюда телефонный звонок от бывшего коллеги, а он не успел сориентироваться, чтобы предложить другое место встречи. Как раз во вкусе Майка Кларксона, подумал он. В свое время, когда Дандаса перевели из Манчестера в столичную полицию, они работали вместе в Спецслужбе[9]. Майк, помнится, всегда выпендривался и с высокомерием столичного сноба даже прозвал Дандаса Прямолинейным Шведом. Майк нарочито коверкал его манчестерский выговор, делая вид, что по-дружески подтрунивает над ним.
Когда Майк Кларксон вошел в бар, Дандас увидел, как он сначала приветливо махнул барменше, а уж потом огляделся. Он был в пиджаке с блестящими пуговицами и походил скорее на преуспевающего торговца, чем на бывшего полицейского. Откинув назад свои непослушные светлые волосы, Кларксон направился в глубину зала и, остановившись у столика Дандаса, положил руку ему на плечо.
